— Яаааа…
— В туалет, наверно? Платье поправить? — помог мне Юрик, широко улыбаясь, и показательно не замечая наверняка зверского выражения лица Давида.
— Дааааа…
— Пойдем, я провожу тебя, милая. Спасибо вам за помощь!
Он кивнул Давиду, взял меня под локоток и, как ни в чем не бывало, увел прочь, оставив озверевшего парня на крыльце, буквально метр не успевшего дотащить меня до точки невозврата.
Поздоровавшись со всеми присутствующими жизнерадостным возгласом и помахиванием руки, Юрик завел меня в дом через кухню и открыл дверь, за которой находилась просторная ванная комната.
— Давай, дорогая, приходи в себя, а то на тебе лица нет, — улыбнулся он и встал у двери, скрестив руки и разглядывая меня с веселым недоумением, — и помады на губах тоже нет, я смотрю, и надо бы засосы чем-то закрыть…
Я повернулась к зеркалу, уставилась на совершенно незнакомого человека, глядящего на меня оттуда. С бешеными блестящими глазами, исцелованными губами, растрепанная до неприличия. И, черт! Два здоровенных, пока что красных, но уже стремительно синеющих пятна на шее! Вот это да! И как мне быть? Позорище-то какое!
Понимание, чего я только что избежала, свалилось на меня, как пыльный мешок в темноте, и отозвалось мурашками по коже.
Руки задрожали так сильно, что я вынуждена была уцепиться за края раковины.
— Дорогая, — Юрик, поняв, что мне плохо, подошел и обнял за плечи, глядя в зеркало в мои глаза, — успокойся. Давай я тебе помогу.
Он повернул меня к себе, намочил ладонь и провел по лицу, шее и затылку, приводя в чувство.
— Вот так, все хорошо, — приговаривал он, — а то совсем растрепалась. Кто тебя так растрепал, а? Дзагоев? Как же ты к нему попала в лапы-то, моя малышка?
— А нечего сваливать и подставлять меня, — прохрипела я, чувствуя облегчение и ясность в голове, — гад мелкий.
— Вот, узнаю свою занозу! — обрадовался Юрик, — а то я уж думал, все, пропала моя циничная малышка! Погибла в лапах брутального самца!
— Ах ты сволочь!
Юрка, хохоча, увернулся от прицельного пинка, и подхватил меня на руки. Благо, размеры ванной позволяли не только уворачиваться, но и вальс танцевать.
— Понравился он тебе, да, Танюх? Хороший мальчик, ага, я заценил.
— Ты гад, сволочь, пакостник! Никогда не прощу, никогда!
Я кричала, ругалась, била его и даже царапала, но Юрик все же мужик, выше меня на голову и, само собой, сильнее. Поэтому отпустил он меня только, когда сам захотел, предварительно защекотав до полусмерти.
