Кряхтя поднялась с колен и, прихрамывая на правую ногу, поплелась к столу. Бросила на него пронзительно звякнувшую спицу и ооочень медленно опустилась на стул, пристроившись на нём бочком.
— И что же мне с тобой делать? — спросила у красивой вообще-то вещицы.
Чем больше я смотрела на спицу, тем больше она мне нравилась. Ей переливы в солнечных лучах завораживали, манили. И сама не заметила, как рука потянулась к заколке.
Прикосновение пальцев к неожиданно холодному металлу отрезвило. Отдёрнула руку, мотнула головой и отодвинулась от стола. Решения приняла мгновенно. Пусть лежит тут, если это какой-то розыгрышь, тот кто подкинул, может и заберёт. А если к вечеру спица не исчезнет, обращусь за помощью к Дорну. Странная она какая-то, будто маятник гипнотизёра завораживает, лучше вообще не смотреть.
Стук в дверь оказался настолько неожиданным, что я подскочила со стула, забыв о травме, но тут же взвыла и повалилась на пол, заодно опрокинув стул. Дверь тут же распахнулась, впуская бравого героя-спасителя. Дорн появился в дверном проёме с таким видом, будто как минимум с драконом за меня сражаться собрался. Только развевающегося за спиной плаща не хватает.
Увидел меня на полу, нахмурился, подошёл и протянул руку, помогая подняться.
— Что с тобой? — озабоченно спросил он, наблюдая за тем, как я шиплю и подвываю, стараясь не потревожить место ранения в процессе вставания с пола.
Пытать будет, не скажу. Отворачиваясь от пытливого взгляда парня почувствовала, как лицо горит от стыда и досады. Не скажу и всё тут!
— Хорошо со мной всё, — пробурчала, придерживаясь за стол и глядя куда угодно, только не на нежданного гостя. — Зачем пожаловал?
Дорн хмыкнул, прищурившись, отступил на пару шагов и принялся пристально меня рассматривать.
— Так чего припёрся? — перешла я на откровенную грубость.
Есть у меня такая черта — когда неудобно, что-то смущает или стесняет, будто рычажок какой-то срабатывает и включается защитный механизм под кодовым названием «Хамка». Не раз уже из-за этого попадала в неприятные ситуации и, зарекалась, обещала себе, что впредь буду следить за языком и думать о последствиях, но как только доходит до дела, опять щёлк, и я начинаю хамить, грубить и оскорблять. И знаю же, что потом придётся извиняться, испытывая при этом ещё большие стыд и неудобство, а остановиться не могу.
