— Давайте тренироваться, пока я… не навредила кому-нибудь своим неумением контролировать себя, — пробурчала преподавателю.
— Да-да, вам нужно основательно поработать над самоконтролем, — напутствовал меня магистр Болли.
И мы с Райри пошли тренироваться. Только предварительно он с лёгкостью изловил и распылил мой воздушный шарик. Почему-то было жалко смотреть на то, как шар постепенно тает на газах, распадаясь на разноцветную мерцающую пыль. А потом и её унёс ветер. Стало совсем грустно.
Покосилась в сторону Болли и Дорна, они уже закончили разговор и целитель ушагал по своим делам, благополучно проглотив щедро навешанную ему на уши лапшу. А эта сволочь болтливая с извращённым воображением шла ко мне и довольно так улыбалась.
— Если он сейчас приблизится ко мне, то я за себя не отвечаю, — поделилась я с преподавателем своими глубокими чувствами по отношению к Дорну.
— Понял, — кивнул он и, спасибо ему большое, воздержавшись от комментариев, вышел вперёд, преградив дорогу Дорну. — Сегодня мы без тебя поработаем, — произнёс магистр. И неожиданно искренне добавил: — Ну ты и ублюдок, Рэджи.
— Факт, — совершенно спокойно и даже невозмутимо согласился с ним Дорн. Бросил на меня мимолётный взгляд и ушёл.
— Ну что, работаем, Лера, — излишне бодро и радостно заявил преподаватель, развернувшись ко мне и потирая руки.
— Работаем, — совершенно не разделяя его восторгов ответила я.
На душе было мерзко и никак не отпускало чувство просто-таки вселенской подставы. Во что же я опять вляпалась?
Дорн Рэджи ушёл с тренировочных кортов не оглядываясь. Ни один мускул не дрогнул на его лице, когда полукровка Райри назвал его ублюдком. Да и на что было обижаться наследнику сильнейшего мага современности. Он действительно был ублюдком, ублюдком во всех смыслах этого слова. Появившийся на свет неестественным путём, не имеющий биологической матери как таковой, он относился к этому статусу совершенно спокойно. Да и воспитанный жёстким, а порой и жестоким тёмным магом, Дорн Рэджи не страдал излишней сентиментальностью. От чего и удивление его было столь сильно. Дело в том, что в этот момент он испытывал сожаление, даже, пожалуй, вину. И перед кем? Перед распутной, насквозь продажной девкой Марасского! Играла она, конечно, великолепно, изображая наивную невинность, но полученные о ней сведения не оставляли сомнений — эта леди не колеблясь придушит даже младенца, если отец прикажет ей это сделать. И без излишних моральных терзаний пойдёт на любую подлость, чтобы достичь своей цели. Дорн и сам не понимал, зачем поддержал её игру, когда она появилась в стенах Красного заката. Но она так непринуждённо изображала бунтарство и независимость, что удержаться от соблазна подыграть он не смог. И, видимо, заигрался, сам поверил в свою игру. А расслабляться нельзя. Марасский явно задумал что-то масштабное, раз каким-то непостижимым образом наделил свою ненаглядную дочурку ненавистной ему магией и прислал сюда.
