— Восемь акушерских недель. Эмбриональных шесть. — убито произнесла я, понимая, что похоже, он реально папаша моего малыша.
Разревелась тут же. То ли от радости, то ли от горя. Какой-то ужас, в общем, всё так навалилось.
— Сырость терпеть не могу! — рявкнул Андрей, протягивая мне пачку бумажных платочков.
От этого разревелась ещё сильней, так жалко себя было, а эта скотина чёрствая только музыку погромче сделала.
Андрей меня всё же привёз в свой дом, который больше напоминал дачу хотя отопление было не печное и вода имелась, ремонт довольно современный, но домик находился в дачном кооперативе Исток. Участок был не просто большой, а огромный, при этом слышно было даже в доме, как у кого-то из соседей орут гуси.
Ребёнку тут должно быть хорошо. От города далеко и воздух чистый. Мне понравилось его жилище. Я почему-то всегда думала, что Андрей живёт в какой-нибудь холостяцкой квартирке, больше напоминающей офис, где вместо штор на окнах жалюзи и потолок подвесной как на работе. Но ничего подобного. Милая, домашняя обстановка. Шторки на окнах, потолки даже не натяжные. Были, конечно, и минусы, дому явно не хватало женской руки хозяйки.
Бычок скинул ботинки и начал показывать мне что где, открывая двери на первом этаже и указывая направления на втором. Андрей торопился, явно собираясь оставить меня одну в своём доме.
— Ну вот, обживайся. Там гостиная, телек, кухня тут, ванных комнаты две, одна — вот тут, другая на втором этаже. Разберёшься. Времени теперь у тебя будет много, ты с сегодняшнего дня домохозяйка. — серьёзно отрезал Андрей, при этом не скрывая циничной радости в виде резко выскочившей улыбки в конце речи.
Он был в курсе того, с каким я трудом прорвалась в ряды папиных сотрудников. Я, конечно, внутри кипела от негодования, хотелось сказать, что уволить беременную права он не имеет, и поугражать трудовой инспекцией, но это было для Бычка ожидаемо. Поэтому я безразлично пожала плечами.
— Хорошо. — сама в уме душила его галстуком со всей ответственностью и энтузиазмом.
Он недовольно-удивленно хмыкнул и продолжил свой уничижительный ликбез.
— Надеюсь, ты мне кухню хотя бы не спалишь. Яичницу, ты в состоянии пожарить Рагозина? — спросил с нескрываемым скепсисом и сомнением.
И опять хотелось отбить его издёвку напоминанием о том, как он не раз за обе щеки уплетал то мои блинчики, то моё жаркое и прочие яства. Заезжая в выходные по делам к отцу и присоединяясь к трапезе. Но вся похвала от него доставалась моей маме. Та, к слову, всё это принимала с кокетством, не упоминая обо мне. А я не обращала на это внимания, пусть ест и маму мою хвалит, мне было не жалко. А то заикнись я, что это моя стряпня, потом бы выслушивала, что он бедняга отравился.
