Клайв. Ну да, солдат может кое-чего добиться. Он носит красивую форму. Он может стать генералом, виконтом, графом, кавалером ордена Бани второй степени. Он может храбро сражаться на поле боя и потерять ногу, как поется в песне. Вы правы - сейчас мирное время. Но тем трудней солдату добиться славы. Отец не хотел, чтобы я, как он говорил, по гроб жизни торчал в казарме или курил в бильярдной какого-нибудь захолустного городка. К правоведению меня не тянет, а что касается дипломатии, так у меня нет родственников среди министров, или дядюшек в палате лордов. Как по-вашему, мог бы мне оказать протекцию дядюшка, заседающий в парламенте? Да и захотел бы он, если б мог? Он или его благородный сын и наследник Барнс?
Этель (в раздумье). Барнс, наверное, нет, а вот папа, я думаю, мог бы и теперь быть вам полезен, к тому же у вас есть друзья, которые вас любят.
Клайв. Нет, ни от кого не будет мне помощи. И потом, я не только люблю профессию, которую выбрал, я горжусь ею, Этель. Мне никогда в ней особенно не выдвинуться; буду писать довольно похожие портреты, вот и все. Я не достоин даже растирать краски моему другу Ридли. Наверно, и моему отцу, хоть он всей душой предан своему делу, никогда не быть знаменитым генералом. Он сам постоянно это повторяет. Я-то, вступая в жизнь, надеялся на большее, самоуверенный юнец думал завоевать весь мир. Но когда я попал в Ватикан, когда увидел Рафаэля и великого Микеля, я понял, что я ничтожество; созерцая его гениальные фрески, я как бы становился все меньше и меньше, покуда не превратился в такую же песчинку, какой себя чувствует человек под куполом святого Петра. Да и к чему мне мечтать о таланте? Впрочем, по одной причине я все-таки хотел бы его иметь.
Этель. По какой же именно?
Клайв. Чтобы отдать его вам, Этель, если бы только вы того пожелали. Но это так же неисполнимо, как раздобыть яйцо птицы рух - поди, достань его из гнезда! Жизнь уготовала мне скромное место, а вам надобно блистать. Да-да, блистать! Ах, Этель, чем измеряем мы славу? Возможностью посещать три бала в вечер и быть упомянутой в "Морнинг пост". Чтобы в газетах сообщали в каком туалете вы появились во дворце, когда вернулись в свой столичный дом, объездив с визитами именья знакомых, и какие рауты устраивает маркиза Фарин...
Этель. Извольте, сэр, говорить без личностей!
Клайв. Я не перестаю удивляться. Вы вращаетесь в свете и любите его, что бы вы там против него ни говорили. А мне все-таки непонятно, как девушка вашего ума может быть столь привержена к нему. По мне, так мой бесхитростный старик куда благороднее всех ваших вельмож; право же, его прямодушие неизмеримо достойней их лицемерия, чванства и интриг. Ну, о чем вы сейчас размышляете, стоя в этой прелестной позе и приложив пальчик к подбородку наподобие Мнемозины?
