- Я встаю поздно, - говорил хозяин, - и большую часть дня отсутствую все дела правления. Тебе пришлось бы играть в триктрак с моим престарелым батюшкой. Матушка занята уходом за ним. Моя сестра всецело отдала себя детям, у которых постоянно какой-нибудь бронхит. Общество ее высочества тоже не представляет интереса для молодого человека. Нет, ты лучше приходи и уходи, когда вздумаешь, Клайв, mon garcon {Мой мальчик (франц.).}, мой сын, для тебя всегда будут ставить прибор на столе. А не хочешь ли ты написать портреты всех членов семьи? Денег тебе не нужно? Мне в твои годы их не хватало, да и после тоже почти что всегда, mon ami {Мой друг (франц.).}. Зато теперь мы купаемся в золоте, и пока в моем кошельке есть хоть луидор, знай, десять франков из него твои.
Чтобы доказать матери, что он и не помышляет о протестантской вере, Поль каждое воскресенье ходил с ней на мессу. Иногда их сопровождала и мадам Поль; у них со свекровью, конечно, не могло быть взаимной приязни, однако отношения их теперь были верхом корректности. Они встречались раз в день. Мадам Поль приходила навещать графа де Флорака, а ее служанка Бетси забавляла старика своей оживленной болтовней. Она возвращалась к хозяйке с удивительными историями, которые ей рассказывал его сиятельство про свое Житье в эмиграции - еще до женитьбы на графине, - когда он был учителем танцев, parbleu! {Черт возили! (франц.).} У него даже хранилась скрипка трофей тех времен. Он болтал о прошлом, кашлял и напевал разные песенки своим разбитым старческим голосом. "Господи, твоя воля, видать, очень он стар годами сударыня!" - замечает Бетси. Он отлично помнил минувшее, но порой рассказывал какую-нибудь историю дважды или трижды в течение часа. Боюсь, он не вполне раскаялся в своих былых прегрешениях. Иначе, с чего бы он так смеялся и хихикал, рассказывая о них? А смеялся и хихикал он до тех пор, пока не нападал приступ стариковского кашля; тогда приходил Сен-Жан, его старый слуга, хлопал графа по спине и заставлял его проглотить ложку сиропа.
Между двумя такими женщинами как мадам де Флорак и леди Кью, разумеется, не могло быть большой приязни или симпатии. Любовь, долг, семья, религия - этим жила француженка; англичанкой тоже, по-видимому, руководило чувство долга и забота о семье, однако понимание долга было у них различное: леди Кью считала, что ее долг перед близкими состоит в том, чтобы способствовать их продвижению в свете; мадам де Флорак полагала, что близким надо всячески помогать, молиться о них, окружать их неустанной заботой, стараться наставить добрым словом. Кто из них оказался счастливей, не знаю. Старший сын мадам де Флорак был милым вертопрахом, второй - целиком посвятил себя церкви, а дочь отдала себя детям и не позволяла бабушке даже к ним прикоснуться. Поэтому Элеонора де Флорак была очень одинокой. Казалось, небеса отвратили от нее сердца детей. Всю жизнь она только и делала, что опекала себялюбивого старика, коему еще в ранней юности была отдана по воле родителя, а родительский приказ был для нее законом; повинуясь мужу, стараясь его уважать, она отдала ему все, кроме сердца, над которым была не властна. Таков печальный удел многих добрых женщин: красота расцветания, немножко солнечного тепла, даримого любовью, потом горькое разочарование, тоска и потоки слез и, наконец, длинная, скучная история покоренной жизни. "Не здесь твое счастье, дочь моя, - утешает священник. - Господь взыскивает страданием тех, кого любит". Он говорит ей о страстях великомучениц, о теперешнем их блаженстве и славе, призывает ее нести свое бремя с такой же верой, как они, и считает себя полномочным обещать ей такую же награду.
