Кто мы, называющие себя русскими? В первую очередь – православные. Этнос второстепенен. Беллинсгаузен – русский, Беринг, Крузенштерн, Барклай да Толли – тоже. Число иностранцев, служивших не за страх, а за совесть Белому Царю, весьма велико. Ими обогатилась наша история. Отец Серафим из Си-Клиффа говорит: «Моя фамилия Ганн. По-английски это похоже на “пистолет”. Но я из обрусевших немцев, а по-немецки это Hahn, то есть “петух”. Дед мой был Ганн и женился на бабушке, которая в девичестве была Курочкина. Потом он был священником» Далее следует длинная и интересная история, которую я не привожу из страха что-то перепутать. В этой истории есть Родина, вера, катастрофа, бегство, годы скитаний, служение на чужой земле, которую со временем неизбежно любишь, хоть и сквозь слезы. А еще – желание унести Родину с собой и передать ее детям. Дома ни слова на английском! Каждое воскресенье в церковь! Жен искать среди своих, верующих! И так жили тысячи семей, благодаря которым Православие в США не исчезло и воссоединилось с Церковью на Родине.
На Манхеттене русской речи больше, чем на московских базарах. «Теряет Россия людей», – говорит мне местный батюшка, имея в виду, что многие богатые и талантливые улетают за океан. Я думаю иначе. «Ничего она не теряет. Сегодня, при нынешней степени глобализации, важно уже не столько, где живешь, но главное – как живешь. Солженицын в Вермонте может, образно говоря, сделать для России не меньше, чем если бы жил он в Суздале или Красноярске». Язык остается, совесть остается, вера может прийти, если двери на ее стук открыть. Нужно думать о воцерковлении людей и сохранении полноты Евхаристической жизни. Остальное Бог прибавит и не пожалеет. Видели же мы обращенных («конвертов») из американцев, даже и в немалом количестве. Многие баптисты, адвентисты, пресвитериане, родившиеся в Штатах, на каком-то этапе жизни встречаются с православной верой и пленяются ею. Так что есть – несомненно, есть! – в нашей вере и та апостольская притягательность, и та смесь простоты и глубины, которую взыскует простое верующее сердце. «Сомневаться в нашем будущем – грех против Промысла Божия», – примерно так писал Никону Рождественскому Николай Японский накануне Октябрьской катастрофы.
Последний вечер перед разъездом – творчество молодежи. Поют, пляшут, декламируют стихи, шутят… Нахохотался от души. Еще и порадовался. Одни дети по-американски классичны, как из фильма «Семь невест для семи братьев». Другие – прирожденные телеведущие или мастера разговорного жанра. Третьи поют по-русски «Жило двенадцать разбойников» или казачьи песни, хотя по-русски в быту изъясняются с большим трудом. Концерт, как копия жизни: и поплачешь, и посмеешься. И важное это дело – не комплексовать, уметь повеселиться, но без греха и пошлости. Это не всем удается. У нас часто бывает, как в «Андрее Рублеве»: либо жестокость бездушная, либо радость, но уже плотская, без души.
