Итак, повторим, что вопросы Запада нам понятны.
Вопросы Запада это гендерное равенство, экология, соблюдение гражданских прав, уродливо расширенное до защиты прав аквариумных рыбок, и еще много чего. Но это — верхний слой, который быстро слизывается. Глубже — вопросы сущностные: о вере, смерти, смысле жизни, Боге. Это крики человеческого одиночества и метафизические страхи, прорывающиеся в литературу и искусство, но скрываемые глянцем поп-арта. Это попытки говорить о любви, умалчивая о вере и надежде. Это речи и мысли о свободе, равенстве и братстве в их иногда библейском, а иногда антибиблейском понимании. Это, попросту, мир мыслей, рожденных Евангелием. От этих мыслей отталкиваются, их оспаривают, на них пытаются не обращать внимания, если они заявляют о своем происхождении, но именно ими мучается «страна святых чудес», как называл Запад незабвенный Федор Михайлович.
Кто не знал этого до сих пор, пусть узнает. Кто знал, но в упор не согласен — пусть дальше не читает. Пусть чешет чем-то где-то (пятерней — в затылке, например) или идет на демонстрацию (тоже Западное культурное явление, кстати).
У любой социальной идеи есть своя богословская подоплека. Эту подоплеку можно назвать мистической или метафизической. Это не важно. Именно эту подоплеку нужно искать. Проиллюстрируем вопросом о свободе воли. Это довольно сложная проблема богословия и антропологии. Знает Бог о моих намерениях или не знает? Наследственность, общество с его законами оставляют ли мне какое-то пространство нравственной свободы, или я полностью зависим? Если я полностью подконтролен, то я, следовательно, неподсуден? Если мною командует полностью Провидение, звезды, кто-то или что-то еще; если меня «быт заел» по слову классика, и свободы выбора у меня нет в принципе, то тогда прощай судебная система. Все преступники неподсудны! Все они — жертвы обстоятельств. А это уже не просто богословская и социальная антропология. Это — правила поведения в зверинце, то есть вопрос «держать ли волков и овец в одном вольере?»
Судебная система, зная это или не зная, стоит на фундаменте христианской веры в свободу, а значит, и ответственность человека. Тут все так плотно пригнано, что убирание одного камушка грозит опасным наклоном всего сооружения.
Таких примеров полно. Если закон карает убийство человека, но не обращает внимание на убийство куриц на птицефабрике, то значит, что идея о разном достоинстве человека и животного живет и действует. У них действительно разное достоинство. Случись этой идее уступить место другой — о полном равенстве всего живого — наступят времена вегетарианства или что похуже. За примерами можно обратиться в Индию. Там эти мысли додумали до самых крайних пределов абсурда и воплотили в действительность. Так мы живем в окружении богословских идей, впитавшихся в плоть и кровь народной жизни, которые либо бережно хранятся, либо активно изгоняются, либо существуют по инерции, как само собой разумеющиеся.
