Дальше мысль увлекается к той бездне, что связана с крестом, который сделали люди и Богом, разрешившим Себя на кресте распять. Господь умирал на прямых линиях. Но не будем сейчас об этом. Мы — хозяева мысли, и свернем эту реку на время в иное русло.
В одном из тех мест на земле, что заласканы солнцем и обрызганы морем, я сижу у окна. За окном — ветер. Словно повар за чуб провинившегося поваренка, ветер гнет и терзает и мучит своими порывами ветви черешен и вишен.
Здесь, в помещении, я нахожусь в царстве прямых линий. Прям подоконник, прям контур дверей, холодильник, кухонный шкаф, телевизор, стол. Всё вокруг воплощает прямую линию, прямоугольники и квадраты. А за окном — царство неповторимости и той гармонии, что не рифмуется с геометрией. Все ветки не похожи друг на друга, все ягоды на грядках и каждый листик — личность. Они уникальны и не шаблонны. Откуда взялся этот контраст? Может, от человеческой слабости? Прямая — это кратчайшая линия между двумя точками. Человеку нужно экономить время, силы и материал. Он вынужден ходить, планировать, строить, используя прямую линию, поскольку он слаб и умен. Богу же не нужно экономить ни силу, ни время, ни расстояние. Сотворенные Им леса и горы отрицают человеческую скупость и прямую линию.
Иван Карамазов бунтовал и дерзал на возврат Богу «билетика» из нравственных оснований. Но если бы по небу плыли квадратные облака, у человека появилась бы возможность рассориться с Богом из эстетических соображений.
Человек живёт в двух мирах. Если б он всегда ночевал под звёздами, ему пришлось бы непрестанно стихословить Псалтирь. Чтобы не думать о Боге всегда, человек изобрёл рукотворные «кущи», в которые, словно когда-то Адам, добровольно спрятался. Эти кущи — цивилизация, вторая природа. И что такое наш потолок, как не иллюзия слепоты Всевидящего Ока?
Человек делает жильё, потом жильё делает человека. Так рассуждал Достоевский, рисуя Раскольникова жителем тесной клетушки. Если мысль снует и движется в кругу житейских понятий, лучше думать её в помещении. Но если мысль рвётся к Богу, словно робкими пальцами хочет коснуться иного мира, то лучше выйти на воздух. Но не на городскую улицу, а в поле, лес или на побережье.
Для инженерной и бухгалтерской работы нужны как воздух прямые линии интерьера и искусственный электрический свет. Для придворных интриг нужны длинные коридоры и высокие потолки. А для поэзии и богословия нужен гармонический хаос природных красок, звуков и запахов. Богослов, богословствующий всегда в кабинете, рискует родить странное или страшное богословие.
