Вскоре после этого раздастся Херувимская песнь. У молящегося человека появляется возможность уподобиться высшим чинам небесной иерархии. Для этого нужно «всякое житейское отложить попечение», нужно перестать думать о себе и просить о своем, но направить взор ума на Победителя смерти — Иисуса, входящего в близкое общение с теми, кто Его любит.
Уже того, что сказано, довольно, чтобы согласиться с мыслью: литургия есть не только земная служба и не столько земная, сколько небесная, стирающая природную разницу между человеком и ангелом и подчеркивающая их молитвенное единство.
Но главное в службе — это благодарение, евхаристия. И в ней тоже слышен ангельский голос. Священник тайно читает молитву, в которой благодарит Бога за все, но главное — за два великих дела — творение мира и искупление мира. Благодарит также за то, что Бог не гнушается нашей службой, хотя Он насыщен хвалой предстоящих Ему архангелов, ангелов, херувимов и серафимов. Этих слов стоящие в храме не слышат. Слышат они лишь завершение молитвы: «Победную песнь поюще, вопиюще, взывающе, глаголюще». Образ четырех животных из Апокалипсиса возникает в уме при этих словах. Эти четыре животных подобны «льву, тельцу, человеку и орлу летящему». «И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр. 4: 8).
Эти слова люди не просто слышат — они повторяют их вслед за поющим хором. Здесь встречаются оба Завета, Ветхий и Новый, поскольку впервые эти слова услышал Исаия. (См.: Ис. 6). Эти слова связывают оба Завета, поскольку они относятся ко Христу, ведь «Сие сказал Исаия, когда видел славу Его и говорил о Нем» (Ин. 12: 41).
«С сими блаженными силами, — молится далее священник, — Владыко Человеколюбче, и мы вопием и глаголем: Свят еси и Пресвят, Ты, и Единородный Твой Сын, и Дух Твой Святый».
Церковь восходит на высоту высших созерцаний и славословий. Церковь хвалит Нераздельную и Вечную Троицу. Человек, как ангел, готов в это время закрыть глаза, и если бы имел крылья, то закрыл бы ими лицо свое.
Она, литургия, есть поистине небо на земле. И уходя из храма, «видевши свет истинный, приявши Духа Небесного», человек уже не тот, каким он был час назад. Из храма нельзя уйти таким же, каким ты в него входил. Ты уходишь всегда другим, и дай Бог, чтоб лучшим, а не худшим.
Мы не одиноки — вот истинная правда. Мы лишь ощущаем себя одинокими и брошенными по мере сердечной черствости и пренебрежения к главному. Эта беда требует преодоления.
