На самом нижнем уровне — уровне чувств — смерть связана с запахом. Тяжёлый и сладковатоудушливый, это, кажется, он заставляет всех находящихся в доме, где лежит покойник, разговаривать шёпотом. И ещё холод. Человеческая плоть, всегда встречающая тебя теплом при поцелуе или рукопожатии, по смерти обжигает безжизненной холодностью мрамора.
Теплота и благоухание далеки от обычной смерти, как далёк январь от августа. Теплота и благоухание — это имена молитвы. Молитва греет душу и благоухает, как кадильный дым. Если я узнаю, что чьё то тело и по?сле смерти остаётся тёплым и благовонным, о чём это будет говорить? О том, что душа, жившая в этом теле, продолжает молиться Богу. О том, что эта душа во дни земной жизни так горячо стремилась ко Христу и так тесно с Ним соединилась, что даже плоть, эта тяжёлая одежда и грубая оболочка, пропиталась святостью и не хочет гнить после разлучения с душой.
Я говорю об Иове Почаевском.
О нём тяжело сказать: «Он умер». Точнее сказать — «Его душа покинула тело три с половиной столетия назад — в 1651 году». А прожил он на земле 100 лет, из которых 90 лет был монахом! Такого игумена на Почаевской горе не было ни до, ни после Иова. Впрочем, что я говорю. Он и сейчас остаётся игуменом своего монастыря, и у него до сих пор можно брать благословение.
Через восемь лет после своего преставления Иов явился Киевскому митрополиту Дионисию и сказал, что Бог желает «прославить его кости». Митрополит не обратил внимание на сказанное ни после первого, ни после второго (!) видения. И только после третьего раза, когда преподобный употребил угрозу, пришлось митрополиту собираться в путь и ехать в монастырь Почаевский.
Исцеления и чудеса начались сразу, как только могила праведника была разрыта и гроб извлекли из земли. И ещё раздалось благоухание. Сильное и тонкое, чудное, нерукотворное.
Святое тело положили рядом с пещерой, в которой Иов проводил многие дни, упражняясь в непрестанной молитве. Осенняя память преподобного совпадает с памятью Печерских отцов Дальних пещер. Подражая этим родоначальникам русского монашества, Почаевский игумен любил пещерное одиночество и умное предстояние перед Богом. Одно из песнопений службы Иову говорит следующее: «Открой уста твои, пещера каменная, и скажи нам, как часто потоки слёз Иова омочили тебя? Как его воздыхания стен твоих не расторгли? Как свет Божественный тебя не ожёг? Как Ангелы подвигам Иова удивлялись?»
Свет Божественный действительно озарял тесную пещеру. Это видел однажды один из учеников Иова. Это был тот же огонь, одетым в который стоял при служении литургии Сергий Радонежский. Это был тот же свет, которым сияло лицо Серафима при беседе с Мотовиловым. Это был свет Фаворский, свет благодати, подаренной обновлённому человечеству.
