Я точно знала, что Лешик в квартире находился один, потому как его родители умотали на неделю, в сверкающую рождественскими огнями, Прагу. Заспанный парень, открыв дверь, очумел от счастья, когда я с порога накинулась на него с поцелуями.
- Рита? – прохрипел он, прерывая поцелуи, словно сомневаясь в моих намерениях.
- Люби меня, Лёш, – отчаянно попросила его, прикрывая веки и старательно глуша свою боль.
Ему дважды повторять не надо было, дрожащими руками он избавлял меня от одежды, без разбору целуя мое тело, дорвавшись, наконец, до запретного плода. Стиснув зубы, терпела его ласки, не чувствуя при этом ничего. Не помню, как мы оказались в его постели. Кажется, Лешка просто подхватил меня на руки и отнес в свою комнату, неистово оставляя засосы на моей шее и груди.
Он с благоговением тискал и лизал языком соски, гладил руками желанное тело, опускаясь все ниже и ниже поцелуями, явно намереваясь порадовать меня откровенными ласками. Стянув зубами трусики по бедрам, он развел мои ноги, жадно припадая к заветному местечку. Я лежала с широко раскрытыми глазами и ощущала себя натуральным бревном. Между ног было сухо, как в пустыне Сахаре и это озадачивало не на шутку. То ли Завьялов такой «умелец», не способный отыскать клитор, то ли я такая бесчувственная скотина?
Но ведь ласкать сама себя я давно научилась, правда, занимаясь самоудовлетворением, я всегда представляла смазливую Горынью морду. Это, конечно, конкретное «попадалово». Так увлеклась своими размышлениями, что чуть не пропустила момент, когда Лешик навалился на меня всем своим весом. Ужаснулась. К тому же, он еще собрался сделать «это» без защиты.
В мозгу что-то щёлкнуло, и я в панике затрепыхалась, осознав свою ошибку.
- Нет! Стой, Леш! Я не хочу! – с трудом оттолкнула его, так как добровольно он уже не мог остановиться. Карате мне в помощь, иначе не миновать беды.
- Черт возьми, Рита!!! – в глазах парня стояли злые слёзы, когда я из-под него выбралась.
- Прости меня, Леша, – подползла к нему на коленях, обнимая Завьялова и чувствуя животом его желание. – Я дура, дура, – в панике приговаривала я, целуя его губы, искренне раскаиваясь в своем поступке.
Превозмогая отторжение, ласкаю его ладошкой. Спустя непродолжительное время, он был худо-бедно удовлетворен, судорожно дышал, уткнувшись в мою шею и приходя в себя. Я, замерев, ждала своего приговора, уже заранее осознавая, что ничем хорошим это для меня не закончится.
