Он проталкивается еще глубже.
Я могла бы укусить его при желании, но наказанием станет смерть на гильотине. Я задумываюсь. Да уж, охренительная перспектива.
В ярости от своей вагины, когда оргазм готов разорвать меня на части. Она в восторге от грубости и уничижительной силы, и я клянусь, что это превращает мужиков в настоящих дикарей: каждый из них хочет отыметь меня по полной. Что они и делают.
Моя вагина, возможно, упивается весельем, но разум всячески ищет пути отступления. Было бы куда проще, если бы я могла отключиться, оставив им свое тело для утех. Но сейчас я по уши в дерьме и понятия не имею, как из него выбраться.
Я не замечаю, когда теряю сознание, и не знаю, заставило ли это их остановиться. Полагаю, что нет, потому что когда я прихожу в себя, растянувшись на земле и чуть ли не в луже мочи, нижняя часть моего тела изнывает от боли. Скоты. В данный момент я рада, что у меня удалена матка, так как страшно представить, кто бы родился от этого стремного коктейля.
В грязи я вижу жетон ― плата за мои услуги, об оказании которой они у меня даже просить не стали.
Единственный жетон.
Конечно, в наших реалиях он был равноценен деньгам, на которые можно было покупать мне и другим девочкам по три буханки хлеба в течение месяца, чтобы в наших желудках в течение изнурительного дня появлялось хоть что-то кроме спермы.
Я бросаю взгляд на жетон, который наполовину втоптан в грязь.
Только не сегодня.
Плюю на него и оставляю валяться на земле.
Идти тяжело ― создается впечатление, будто что-то надломилось внутри меня. Я медленно передвигаюсь по городу, пробираясь сквозь грязь, фекалии и мочу… мимо таких же шлюх, как я, вымазанных в пудре и грязи, с глазами, очерченными углем, призванным сделать их выразительнее и скрыть тот факт, что внутри них лишь пустота. Бесплодность. Сломленность.
Одетые в красное ― цвет падших женщин ― они завлекают еще пьяных от вчерашних утех мужчин в свое бл*дское логово. Некоторые из них даже пользуются своими натянутыми улыбками, пока еще могут это делать.
Я бреду по узким улочкам, охваченным мрачными тенями и заполоненным убогими магазинчиками, обветшалыми жилыми домами и публичными домами. Веревки, зигзагами тянущиеся над головой, обильно завещаны красным шмотьем так, что неба практически не видно. Алые призраки в слабом утреннем свете.
В этом городе совсем некуда бежать. Едва хватает места, чтобы дышать.
Я добираюсь до лавочки, из которой всегда доносится аромат свежей выпечки, независимо от времени суток.
