Вздыхаю. Как жаль, они и сюда пролезли. Целый год организация «Без имени» внушала доверие, они даже вывеску на здание не вешают, дескать, чтобы не привлекать внимание. Закрытый клуб с кожаными диванами и привезенными со всего мира экзотическими цветами в горшках, расставленными то тут, то там. Интересно, много фотографий Элен успела сделать?
- Скажи, что не против, пожалуйста, - она смотрит на меня снизу вверх, неуверенно переминается с ноги на ногу. Ошибка подходить так близко, сейчас разница между нами особенно разительна: Элен меньше, слабее физически. И ей страшно. Мне - нет. Журналисты пугают лишь поначалу, когда выкрикивают в спину вопросы, выворачивающие душу на ту, другую сторону, да так часто, что уже не знаешь, где у нее, души, изнанка, а где лицо. И смотрят при этом голодно, жадно, питаясь неуверенностью пойманной жертвы. Самое главное, не показать, что мешкаешь или в чем-то сомневаешься.
Элен тоже голодна, от нетерпения трясется девчонка. Чтобы попасть в эти искусно расписанные репродукциями известных художников стены, нужно проделать огромное количество работы, и все впустую. Даже жаль ее.
Поворачиваюсь спиной, решительно иду в сторону выхода. Она, увы, не отстает.
- Я их знаю, - доносится от нее. - Два тринадцать, - она говорит громко, отчего я сильнее сжимаю зубы и всего лишь на миг, но прикрываю глаза, оставаясь в темноте. Сволочи, понимают, чем привлечь внимание, гребаные психологи самоучки, бьют по больному. И почему-то внутри что-то, еще трепещущееся, болезненно сжимается и откликается.
- Три сорок, - чеканит она слова уверенным, хорошо поставленным голосом. От пищащих интонаций жертвы изнасилования не осталось и следа. Идет шаг в шаг и зачитывает цифры наизусть, ни разу не ошиблась. - Четыре ноль четыре. Пять шестнадцать. Семь ноль ноль.
Слова бьют по голове, словно тяжелой палкой огребают. У Элен глубокий, низкий, обволакивающий голос, что кажется - она мантру распевает. И это ужасно. Это действительно хуже, чем можно придумать.
Да, мне следует вызвать охрану. Схватить журналистку за запястье и притащить к стойке регистрации. Или просто подойти, сунуть записку под нос Олесе, дальше бы она разобралась без меня. Но я не буду тратить время на скандалы сегодня. Разберусь с этим позже. Я бегу.
Трофимов подогнал машину к входу, держит двигатель заведенным. Черная «Ауди Q7» блестит на солнце отполированным бампером, смотри в него, как в зеркало. Трофимов работает на нашу семью уже много лет, он человек верный, абсолютно предсказуемый, молчаливый и исполнительный. Каждый год ему повышают зарплату ровно на столько, чтобы обрисовать радужные перспективы и воодушевить.
