Дела и случаи нестарой школьной девы | страница 51



— Я не знаю, правда, Полина Юрьевна… — Ирина чувствовала себя совсем разбитой.

— Скажи-ка мне, ты никому в последнее время не отказывала?

— То есть?

— Ну что «то есть»? Что «то есть»? Ты у нас девушка молодая, симпатичная, да что я говорю — красивая. Кавалеров наверняка тьма. Вот и вспоминай, кому от ворот поворот дала.

— Да никому я не давала от ворот поворот! У меня и кавалеров-то нет! — Ирина вспомнила синие очи доктора Симонова и горько улыбнулась.

— Как это нет?

— Да вот так… Нет и всё.

— Так, это мои недоработки, — помрачнела Морозова, — раз мои лучшие кадры, кроме работы нашей каторжной, света белого не видят. Поняла, буду исправлять.

— Не нужно ничего исправлять, правда, Полина Юрьевна! Я вас прошу…

— Хорошо. Не нужно, значит, не нужно. Ты только сама совсем уж на себе крест не ставь. Сейчас вон весна, оглянись вокруг, может, увидишь достойного парня… — Ирина снова вспомнила про Андрея, вздохнула и покраснела. Деликатная директриса притворилась слепо-глухо-немой и откинулась на спинку кресла, попивая кофе. Надолго её не хватило, и она продолжила:

— Или давай с другой стороны зайдём. Не было ли ситуации, когда ты отбила у другой парня?

Ирина вспыхнула, а Полина Юрьевна замахала руками:

— Ты мне не отвечай, не надо. Но сама подумай, не было ли такого, даже если случайно. Причём не обязательно в последнее время отбила, может, и раньше. Но не слишком давно, месть, конечно, блюдо, которое подают холодным, но не протухшим же. Так что школу с институтом можешь забыть. А вот год-полтора вспомни. И нечего посмеиваться! — Ирина и вправду повеселела, слушая любимое начальство. — Ты не смейся, а по шагам вспоминай. Потому что уж слишком много на тебя свалилось за последние два месяца. Я не в буквальном смысле, не про доску. А в переносном. То журнал, то кляузы… Да ещё и замуровали тебя…

Ирина вытаращила глаза.

— Ну что ты удивляешься?! Знаю я, знаю. И на Злату не думай. Твоя подружка драгоценная, даже если бы я её спросила, молчала бы. Она ж, как пленный белорусский партизан на допросе в гестапо, умрёт — но своих не выдаст. Не она это. А кто — не скажу. У тебя свои секреты, у меня — свои. И у стен есть уши. Только поверь старой седой директрисе, всё это звенья одной цепи. Поймёшь, кто виноват в одном случае, — размотаешь всё… А теперь иди. По поводу доносов не беспокойся. Я буду не я, если позволю такую девочку обидеть.

Потрясённая Ирина встала и на негнущихся ногах пошла к двери.