Из 'Заметок о разных разностях' | страница 13



Вот несчастье: на нас гневаются за то, в чем мы совсем не виноваты, мы причиняем боль, когда у нас нет ни малейшего желания обидеть, - и сознание этого становится Иголкой в Подушке. Думаю, никому из нормальных людей не хочется наживать себе врагов. Но на посту редактора только этим и занимаешься! И тогда в голову приходят поразительно странная и мучительно горькая мысль, которая, возможно, посещает каждого, кто имеет дело с публикой: "Каким бы я ни был - простодушным или язвительным, отзывчивым или бессердечным - всегда найдутся среди читателей и мистер А., и мистер В., и С., и Д., кто будет ненавидеть меня до конца дней, до последних моих строк, до слова "конец" на той странице, за которой уже не будет ни ненависти, ни зависти, ни отчаяния, ни счастья.

Не пойман - не вор

Помню, когда я был маленьким и учился в частной приготовительной школе для молодых Джентльменов, - а было это, как теперь кажется, еще при королеве Анне, - наш высокомудрый наставник как-то поднял нас среди ночи и привел в сад за школой. Там был какой-то сарай - то ли курятник, то ли помещение для садового инвентаря (я был тогда совсем крошечным, только что надевшим школьную форму, и не могу сказать, для чего точно предназначался этот сарай - для кур или для лопат). Каждый из нас должен был зайти туда и сунуть руку в мешок, который лежал на лавке, освещаемой свечой. Я сделал это, и моя рука стала совершенно черной. Вернувшись в классную комнату, я увидел, что у всех моих товарищей руки тоже испачканы.

Тогда я еще был слишком юн (если это было при королеве Анне, то мне скоро, к вящей радости некоторых критиков, должно стукнуть сто пятьдесят шесть лет!), чтобы понять, зачем нужна была эта ночная экскурсия - этот сарай, эта свеча, этот мешок с сажей... Я чувствовал, что наш детский сон был прерван для того, чтобы мы прошли какую-то пугающую проверку. Каждый из нас показал учителю свою руку, и потом, не помню, отмыв ее или пет (скорее всего, нет), мы разошлись спать, так ничего и не поняв.

В тот день в школе что-то пропало, и мистер Высокомудрый, прочитавший где-то об остроумном способе обнаружить вора, предложив ему сунуть руку в мешок с сажей (а тот, кто знает за собой вину, постарается увильнуть), подверг всех нас такому испытанию. Не знаю, что было украдено и кто это сделал: у каждого из нас рука была в саже. Как бы там ни было, но вор тогда пойман не был.

Интересно, жив ли сейчас тот маленький мошенник? Теперь это, должно быть, уже пожилой негодяй, этакий почтенный седовласый лицемер, к которому его школьный товарищ продолжает питать самые теплые чувства (хотя, к слову сказать, школа наша была довольно гнусным заведением, и мне вспоминаются лишь холод, обмороженные пальцы, скудная безвкусная еда и жестокие наказания). Так жив ли ты еще, мой безымянный плут, избежавший тогда разоблачения? Что ж, старый грешник, думаю, ты не раз с тех пор выходил сухим из воды. Все-таки нам с тобой, дружище, удивительно везет, что мы остаемся непойманными в наших мелких проступках и нас минует розга наставника.