А для Эльзы - ты, конечно, посмеешься вместе со мной, - для Эльзы я приобрел огромнейшую кровать. Размер небывалый, вдвое больше двуспальной, и с резными столбиками, а вернее сказать, с настоящими столбами. Простыни пришлось заказывать, готовых подходящего размера не было. Простыни льняные, тончайшего льна. Эльза без конца смеется, а ее старая Grossmutter качает головой и ворчит: "Nein, Мартин, nein. Устроил такое, теперь смотри в оба, как бы она не растолстела, чтоб кровать была по ней".
"Ja, - говорит Эльза, - еще пятеро мальчишек, и мне в ней будет уютно, в самый раз". Так оно и будет, Макс.
Для мальчиков здесь три пони (малышам Карлу и Вольфгангу еще рано ездить верхом) и домашний учитель. Немецкий у них никуда не годится, смесь немецкого с английским.
Родные Эльзы сейчас переживают не лучшие времена. Братья работают по своей специальности и пользуются большим уважением, но вынуждены жить под одной крышей. Родным кажется, что мы американские миллионеры, и хотя нам до этого далеко, благодаря нашему американскому доходу мы принадлежим к людям состоятельным. Хорошие продукты здесь дороги и политическая обстановка неспокойная, даже теперь, при президенте Гинденбурге; он истинный либерал, и я немало им восхищаюсь.
Старые знакомые уже настаивают, чтобы я принял участие в делах городской администрации. Подумаю об этом. Возможно, если стану каким-нибудь должностным лицом, нам это пойдет на благо.
Что до тебя, милый мой Макс, оставили мы тебя одного, но только смотри не заделайся мизантропом. Заведи себе славную полненькую женушку, она возьмет на себя все твои заботы и станет кормить тебя так, что ты всегда будешь в хорошем настроении. Это мой тебе совет, добрый совет, пусть я сейчас и улыбаюсь.
Ты пишешь о Гризель. Итак, она добилась признания, наша красавица! Радуюсь вместе с тобой, хотя даже теперь негодую, что девушке одной приходится пробивать себе дорогу. Любому ясно - она создана для роскоши и обожания, для красивой и сладостной жизни, которая позволяет давать волю чувствам. В ее темных глазах - тонкая, прекрасная душа, но есть в ней и железная твердость и отвага. Она из тех женщин, которые ничего не делают бездумно. Увы, дорогой Макс, я, как всегда, предаю себя. Но хотя во время нашего бурного романа ты молчал, ты знаешь, решение мне далось нелегко. Когда твоя сестренка страдала, ты ни разу не упрекнул меня, твоего друга, но ты знал, что я тоже страдаю, и еще как; я всегда это чувствовал. Что я мог поделать? У меня была Эльза и маленькие сыновья. И значит, никакой возможности поступить иначе. Но я думаю и еще долго буду думать о Гризель с нежностью - даже когда она выберет себе в мужья или в любовники человека много моложе меня. Старая рана зажила, дружище, однако время от времени шрам дает о себе знать.
