«…За два десятилетия, что истекли с наших первых шагов по заключению русско-французской Конвенции, в жизни народов случились огромные изменения. Причем не в общественном устройстве, но в сфере материальной. И, прежде всего, что вызывает мое глубокое отчаяние, в сфере вооружений и военного строения. Господа Крупп, Максим, Гочкис и Турпен превратили войну из крайней формы политического акта, разрешающего межгосударственные коллизии, в чудовищный механизм человеческого истребления.
Развитие сети железных дорог, кроме того, сделало реальным нанесение едва ли не моментального первого удара по врагу. Удара массированого. По мнению подавляющего большинства наших генералов он должен стать столь сокрушительным, что принесет им победу в кампании за несколько месяцев. Но это — чудовищное заблуждение!
Сегодня экономики держав имеют гораздо большую прочность и эластичность, чем во времена Крыма или Седана. Они готовы вооружить многомиллионные армии и питать их огнеприпасами на годы войны. Надежды военных на одно-два больших сражения — это форменный бред больных людей. Но людей, абсолютно убежденных в своей правоте.
Поэтому в современной войне, в большой войне, а лишь таковой может быть война между коалициями европейских держав, погибнут не сотни тысяч человек, а миллионы. Возможно, десятки миллионов. В этом состоит трагедия! Нынешняя фантастическая мощь вооружений и быстрота сосредоточения армий рождает у молодых политиков идиотскую уверенность, что, обладая ими, их генералы гарантированно сокрушат вражеские армии и быстро захватят столицы неприятеля, принудив этим к сдаче. И главное — перехитрить его до войны, составив самый верный ее план. Наивные, безответственные мерзавцы!..
Когда мы добивались Конвенции с Петербургом, никто из нас не помышлял о войне с Германией по нашему почину. Речь шла не о реванше и возврате отнятых провинций, речь шла о жизни и смерти: еще один пропущенный сокрушительный удар Рейха стал бы для Франции смертельным. Страна попросту могла развалиться на куски. Бургундия и юг были не прочь сделать это еще во времена падения Наполеона III.
Кроме того, в момент парафирования Конвенция была так же направлена и против Великобритании. Чем интересы России и Франции были прекрасно сбалансированы. Но затем, после „пощечины“ у Фашоды, случилось то, что случилось…
Не сильно дальновидные молодые политики в Париже были крайне уязвлены. Как так: Россия не желает вмешаться и отстоять чести Франции, запятнанной итогом стычки сотни наших и английских солдат где-то в середине Африки? Их ущемленная гордыня жаждала ответного укола в адрес Петербурга. Но кроме щипка пониже спины, которым и стала декларация в начале вашей войны с Токио, и чем требовал ограничиться разум, они пошли куда дальше. Оправдывая свое предательство боязнью превентивной атаки немцев, которая могла бы случиться в случае отказа царя от союзнических обязательств из-за проблем с Японией, они совершили чудовищную глупость и низость. А затем выдали свое „Сердечное согласие“ с уловившим их настроения и мастерски подставившим капкан Эдуардом, за счастливо обретенную гарантию безопасности для Франции на долгие годы.
