Списание выкупных платежей станет возможным благодаря контрибуции с Японии. Будут списаны с крестьян податные недоимки, имеющиеся на январь сего года, а их долги помещикам перейдут на казну, она будет погашать их в течение пяти лет в равных долях. Передача и разверстка общинам дополнительной земли будет организована губернскими властями при участии Минисельхоза, МВД, Госконтроля и земств.
В целях успешной реализации переселенческой программы, а также планов развития сельского хозяйства и промышленности, изменят закон 1887-го года о паспортизации, которая становится всеобщей и обязательной для взрослого населения Империи. При этом для выдачи паспортов дееспособным членам крестьянских семей ни согласия хозяина двора, ни мужа (для замужних женщин) не требуется. Всеобщая паспортизация должна быть проведена к весенней посевной 1907-го года, совместно с переписью населения и Последним переделом — переразверсткой семейных наделов в крестьянских общинах с целью ликвидации чересполосицы, под контролем земских органов…
* * *
Итак, то, что вчера многим казалось сказкой, фантастикой, некоторым — единственно достижением возможной грядущей революции, а кому-то страшным сном, свершилось. Россия порывала со средневековьем, и устами Императора признавала самого темного, самого забитого, самого бессловесного, самого последнего своего человека ЛИЧНОСТЬЮ и ГРАЖДАНИНОМ. Только была ли страна к этому готова? Несомненно. Три революции в нашем мире — тому непререкаемые свидетельства. Была ли к этому готова на тот момент государственная элита? Безусловно, нет.
И Николай прекрасно понимал и степень личного риска, и монструозность того воза проблем, который придется разгребать после дачи «конституционного манифеста». Но здраво рассудив, признался самому себе в главном: три революции и расстрельный подвал в Екатеринбурге, как финал, куда страшнее…
Из субъективных моментов, поспособствовавших его твердости на избранном пути, кроме «Вадик-фактора», необходимо отметить неожиданную поддержку царя со стороны Великого князя Сергея Александровича. Узнав о мятеже, замышлявшемся Владимиром Александровичем и Николашей, он пребывал в Москве в расстроенных чувствах, а после конституционного Манифеста и очередной ссоры с Ники, закончившейся прошением об отставке, уехал в Дармштадт вместе с супругой. К его удивлению, вскоре туда с дочерью заявился сам кайзер. Они пробеседовали о судьбах России, Германии и Европы почти до утра. А через три дня в Санкт-Петербурге произошло окончательное примирение дяди с племянником, после чего Сергей Александрович принял шефство над гвардией.
