Когда долгий рассказ Банщикова перешел от низкого предательства кузена Жоржи к описанию кровавой развязки в подвале Ипатьевского дома, Александра не выдержала. И сотрясаемая рыданиями, безвольно ткнулась в плечо Николая, тихонько подсевшего к ней, дабы поддержать в последние, самые страшные минуты вадиковой исповеди о событиях, пока не свершившихся, но еще способных явиться, чтобы обрушить их мир.
— Миша! Довольно… это выше всяких сил, — чуть слышно пролепетала она, отчаянно прижимаясь к мужу, — Ники! О, прости меня… прости, Христа ради. Я не смела кричать и говорить тебе все те мерзкие гадости. Ты же просто щадил меня, глупую. Но как!? Как ты мог носить все это в душе столько времени? Господи, как же я виновата…
— Дорогая, верь мне: все будет хорошо. Все уже теперь будет не так. Я знаю, в чем ошибался и кому напрасно доверял. Мы понимаем, в чем выход…
Прошу тебя: поверь, счастье мое, когда я впервые осознал весь этот кошмар, я сам не представлял, как этому противостоять. Можно ли справиться с ним? И я просто не имел права взвалить на тебя это все. Тем более, что твоя главная забота была связана с нашим Алешенькой. Прости мне это вынужденное молчание.
— Я верю тебе. Я верю в тебя! И я верю, — Господь нас не покинет. Ты все сможешь! И я молю Господа, чтобы он укрепил твои душу, руку и сердце… Ты ведь не позволишь ИМ совершить этого с нами?
— Сегодня я знаю, что нужно делать. И знаю на кого могу всецело положиться.
— Ники… Я клянусь тебе, что всем своим существом без остатка принадлежу тебе и люблю тебя! Я люблю ТВОЮ страну! Она ныне и моя, всецело в моем сердце и в душе. И если кто-то в Англии и постарался использовать меня в своих целях против России, то с моей стороны это было лишь доверчивостью и непониманием, но никак не…
— Дорогая, не волнуйся на этот счет. Твое сердце и помыслы — чисты. И они выше любых подозрений. Мне ли этого не знать…
— Михаил Лаврентьевич, Вы и Ваши друзья, вы ведь не отступитесь? Не бросите нас всех перед этим… перед… — Александра просто не могла подобрать слов, чтобы хоть как-то назвать подлинный ужас того, что обычно описывается коротким, пугающим русским словом «бунт», или вычурно-оптимистичным, европейским — «революция».
Потрясений от событий этого вечера хватило Императрице с избытком: она слегла в постель на три дня. По просьбе Николая, Банщиков и Ольга Александровна первые сутки недомогания Государыни провели подле нее неотлучно.
Это было время трудных вопросов. И не простых ответов…
