— У него же слуха нет!
— Слуха нет, а голос есть, громкий, на весь плацкарт. Просил благословить его на грехи тяжкие.
— Грехи тяжкие?
— Что ещё в восемнадцать на уме? Только грехи: прелюбодеяние, чревоугодие.
— Благословила? — девушка начала смеяться, сначала тихо, потом всё громче. Она не помнила Влада в этом возрасте. Он остался расплывчатым пятном, ассоциацией с чем-то добрым, тёплым, любимым, родным, а на фотографиях в этом возрасте — тощим долговязым подростком с тонкими длинными руками. Настя только сейчас подумала, в какое чудо-юдо влюбилась двадцатилетняя Надежда Зуева, студентка второго курса медицинского вуза.
— А то! Ведро взяла у проводницы и окатила холодной водой. Он едва головой не проломил верхнюю полку, подпрыгнул и орал ещё минут десять отборным матом. Как нас милиция не загребла, до сих пор не понимаю.
— Это не мой брат!
— Да-да, Влад Веселов серьёзен, как бактериофаг!
Настя смеялась, представляя пьяного брата в восемнадцать лет, орущего на весь плацкартный вагон «Аве Мария», и не могла остановиться. Теперь-то он серьёзный, занимает важную должность, предпочитает одежду итальянский домов мод и заказывает вертолёт, чтобы посмотреть на Аккемскую долину с высоты птичьего полёта.
— Так что не накручивай себя из-за экзаменов. Немного отдохнёшь, осмотришься, всё решим, — Ник подмигнул, встал и подал Насте руку. — Спать?
Спальня находилась на третьем этаже. На втором было несколько гостевых комнат, как сказал Ник, но свои вещи и вещи Насти он отнёс на третий этаж. Огромное, под стать дому, помещение вмещало в себя только гигантскую кровать с изголовьем из натурального дерева, перетекающим в две прикроватные тумбы, и заканчивалось окном в пол с тяжёлыми, тёмными гардинами. В отличие от всего дома, где на окнах либо не было занавесок, либо висели светлые, полупрозрачные, декоративные, никак не скрывающие ни жильцов дома от окружающего мира, ни окружающий мир от жильцов. Из спальни выходило три двери: в коридор, откуда и зашли Настя с Ником, в гардеробную комнату, поразившую своим размахом, — Настины несколько футболок и ветровка смотрелись на хромированных вешалках как бедные родственники, — и в ванную комнату.
В ванной Настя застыла. Помимо белоснежной раковины на столешнице такого же кипенного глянца была установлена душевая кабина — огромная, как и всё остальное в этом доме, за стеклянной ширмой, с несколькими лейками, множеством режимов и даже подставкой, чтобы облокотиться с комфортом или сесть. И, наконец, ванна — белая, большая, овальной формы, напоминающая небольшой бассейн. На третьем этаже… Настя не понимала, как эта конструкция, наполненная водой, не проламывает пол. Хозяин дома был оригиналом и не самым прагматичным человеком на свете. Композицию завершал зеркальный потолок и зеркальные же вставки в полу и стенах, создавая впечатление почти бескрайнего помещения.
