— Ты желаешь меня, как жену, Гелан?
— Давно…
— Почему…
— Почему желаю?
— Почему не… ведь ты говорил: женщина — добыча. Вы берёте тела юных дев силой, я слышала разговоры…
— Эвиси, ты — Королева. Воин может убить Королеву, но он не станет брать её тело силой. Никогда. Так учили меня.
Она вздрогнула от того, что ей пришлось сделать несколько шагов навстречу мужчине, и сделать то, чему её учили. Она положила руки на грудь мужчины и провела ими вверх, вниз, остановилась на сосках, ощущая, как бешено стучит его сердце. Прикусив губу от напряжения, она повела руками вниз по мужскому рельефному животу, ощутила то, что никогда не должна была видеть или даже думать об этом у другого мужчины, кроме мужа своего. Но от соприкосновения она почувствовала, как горячей волной окатило её тело.
— Я хочу, Гелан, чтобы ты познал тело моё, как муж, а я твоё — как жена.
— Эвиси, — голос его стал немного хриплым, — я воин, мне нечего предложить тебе, кроме жизни своей и смерти твоей.
— Мне нечего дать тебе взамен, кроме себя.
Тогда губы её впервые познали вкус губ мужских, и было это сладко и горько в то же время, она приоткрыла рот и позволила вести себя, кружить, дурманить.
Его руки — грубые, но настолько нежные, подобно лепесткам цветов, и его поглаживания — сильные и трепетные, — лишали Эвиси разума. Она решила, что Боги наказали её за измену мужу беспамятством, стены кружились, свет от свечей расплывался от слез, а сама Эвиси тряслась, словно лихорадка охватила тело её и дух. Она сидела сверху на Гелане, как на коне, и резко вспомнила, что ей рассказывали, его рука гладила сосредоточение её женственности, когда её рука неуверенно направила его в себя, а Гелан поправил её руку.
— Остановись, Эвиси, — услышала она, — остановись, и я остановлюсь.
— Разве ты не желаешь?
— Больше, чем желаю…
— Когда-то у меня была жена, Эвиси, тебя я желаю сильнее, чем муж жену свою, чем мужчина женщину и чем воин свою Королеву. Сильнее, чем жизнь свою и жизнь твою, Эвиси.
— О, Гелан, — и Эвиси не сомневалась, если и были в ней остатки сомнений или неуверенности, они ушли с первой волной болезненного удовольствия, когда она опустилась, а он придержал, и держал, пока двигался, а она плакала от удовольствия и боли в одно время, от того, что чем-то резало её изнутри сердца, и это было сладостно и колко.
