Иногда слышался будто бы страшный скрежет откуда-то слева, вскрик женский, запах крови. И… и больше ничего. Сознание старательно вытесняло ужасные картины сминающихся крыльев железной птицы, искореженное лицо матери… Боль… боли было много, так как поднялись они достаточно высоко, прежде чем упасть вниз…
Но тревога… она никак не стиралась. Она преследовала усталую душу, она терзала едва сохранившуюся психику, она не давала сердцу покоя…
И тело спало. Уже не первый месяц спало. Душа не хотела просыпаться. Как будто чувствовала, что родителей в жизни уже не будет. А может и знала?.. Может, успела что-то понять еще во время падения?..
Женщина приходила, смотрела на него и уходила. Нет, все-таки, ей было отчаянно жаль его, до боли. И она мечтала, что однажды племянник очнется. Что он ей вместо сына будет. А может, она и сама когда-нибудь решится родить?..
Ученый вернулся ночью, когда его жена спала и улыбалась во сне.
Рядом с ним шел кто-то худой и невысокий, кутающийся в тонкое одеяло с кистями, сшитое из странного какого-то материала, будто чешуйчатого, покрытого поверх некоторых чешуек и на стыке их причудливой сеткой узора и чужих письмен.
— Чуть отдохнем, — сказал странник. И свалился в кресло домашней лаборатории брата. Как был, в запачканной, местами изорванной одежде, с окровавленным лицом и грудью расцарапанной, со спекшейся кровью поверх ран.
Сказал лишь:
— Стой здесь, — и тут же провалился в сон.
Его спутник какое-то время стоял рядом. Тихо. Молча.
Ночное светило медленно ползло по небу, встречая своего собрата, более мелкого и более серого…
Одеяло сползло, тихо шурша и поскрипывая, когда свалилось на пол. Мальчик, скрывавшийся под ним, осторожно ступил в сторону. Огляделся. В лаборатории включилась лишь одна лампа, при входе, когда они вошли. Тот мелкий серый освещающий кристалл. Но хотя пришедший никогда не видел таких, он рассматривал его недолго. Чуть погодя сделал робкий шаг в сторону. И еще один. Чуть погодя еще один.
Он передвигался беззвучно. И вышел в коридор незамеченный.
Заслышав тихое шуршание приближающихся роботов, подпрыгнул, прижимаясь ладонями к потолку. И так и провисел там, прилипнув кожей рук к светлой шероховатой поверхности, пока оба робота — уборщик и повар — прошли снизу, на некотором расстоянии друг от друга. Не оставляя на поверхности следа.
Новоприбывший сколько-то вглядывался в темноту — он хорошо в ней видел, четко — и вслушивался. Убедившись, что роботы хозяина жилища ушли, отлепил ладони. И приземлился, ловко и бесшумно, не смотря на высоту в три человеческих роста. Если считать взрослых здоровых мужчин.
