И то, что рождается потом, то, что я пытаюсь восстанавливать — уже не то, другое, как будто даже чужое местами.
Как… как скажем полюбить фиалку, конкретную. А она в твое отсутствие высохла или вымерзла, если, скажем, дело было зимой, ты приходишь — и почти ничего нет. Может, успеешь лист спасти или взять ее родственнику, дождаться, покуда из сохранившихся в земле корней — если они сохранились — вырастет новый росток. И это тоже будет фиалка, но уже не та. Не та самая любимая. Другая…
Спасибо любимому миру, тому, в который я убегала в последние месяцы — он снова раскрыл мне свои уютные и дружелюбные объятия, помогая раствориться в нем и забыть о моем горе…
***
Но мальчик волосы успел свои собрать, схватить, поднять — бесшумно и ее волос и головы не касаясь — свернул в жгут, на затылке в пучок собрал, да завязал одной из прядей, чтоб больше не падали, ей не мешали, да его не выдавали. И все совсем беззвучно, даже одежда у него не шуршала, из мягкой какой-то материи особой сшитая.
А девочка смотрела на свои обломки так серьезно и хмурилась, будто от ее выбора зависела ее жизнь.
Он, рукою взмахнув, поляну жестом широким обвел, всю, даже повернувшись — не глядя себе под ноги, почти вплотную к сидящей задумчивой девчушке, но, впрочем, ее не задел и не упал, хотя раз на матовом белом камне поскользнулся. Он в миг почти равновесие восстановил. Замер, вглядываясь в новую голограмму, появившуюся над его ладонью. На этот раз голограмма была широкая, большая. Сверху линия значков, под ними столбцы цифр.
Мальчик смотрел на цифры, смотрел на осколки камней на поляне, снова на цифры, на камни, что она отбирала сейчас, те, что выкинула сейчас, те, что выкинула прежде — он запомнил их всех, и как выглядели, и где упали — и на цифры, и опять на камни, прошедшие отбор.
Растерянности на его лице не отобразилось. Злости тоже. И даже интереса. Но он еще внимательнее стал вглядываться в ее движения, в то, как она их складывала и какие выбирала. Иногда.
Если бы браслет на его левой руке не пискнул, он бы так, может, до темноты простоял, глядя на нее. А она бы и не заметила его. Но браслет его запищал.
Девочка подскочила, обернулась.
Какое-то время, недолго, впрочем, они смотрели друг на друга.
— Кри, ты когда уже дойдешь?! — голос прозвучал из браслета, тоже мальчишеский, недовольный.
— А что? — спросил владелец браслета тихо.
— Да где-то ты там застрял, — голос, звучавший из переговорника, стал еще сердитей.
