Улицы незнакомого города были полупусты. Редкие прохожие бледнели и торопливо кланялись, едва завидев идущего. Он был молод, тёмно-рус, лицо красивое, но вот ледяные глаза страшные-страшные… Он гордо шагал по улице… Гордо, словно по своему городу шёл. К поясу крепятся ножны с мечом. За спиной большие белоснежные крылья. Одежда белая-белая, но на рукаве подсыхают пятна крови… Рукав его цел, на одежде вообще ни единой дырки, тело невредимое… Значит, не его кровь… Но он идёт совершенно спокойно, будто и не случилось ничего особенного…
Наши взгляды встретились. Его глаза были такие холодные… Мне захотелось убежать и спрятаться, но… Почему я должна его бояться? Тем более, что это только сон! Раз это сон, то я ничего не боюсь!
Юноша подошёл ко мне, не отрывая от меня своих ледяных глаз.
— Поклонись мне, — потребовал он.
— Зачем? — с улыбкой спросила я.
— Потому что я — белый хранитель. А ты — никто.
Я улыбнулась. Этот сон был такой нелепый!
— И что с того?
— Ты меня не боишься? — он удивился.
— А зачем?
Мы некоторое время молча разглядывали друг друга.
— Ты вообще чего-нибудь боишься, глупая девчонка? — мрачно спросил высокомерный юноша.
— Математики, — грустно вздохнула.
— Это ещё что за зверь такой? — он недоумённо нахмурился, — Никогда о таком не слышал.
Я расхохоталась. Не знает математики! Такой смешной!
В следующий миг лезвие его меча оказалось у моей шеи.
— Не заткнёшься — горло перережу, — мрачно сказал незнакомец, — Или сердце вырежу.
Теперь мне наконец-то стало страшно. Как никогда прежде. Что-то было в его глазах такое… он не врал: для него убить человека было просто, как комара раздавить.
— Знаешь, сколько строптивых девчонок прошло через мои руки? — он ухмыльнулся, — Я их то огнём, то плетью, то калёным железом пытал. Как они кричали! Так сладко кричали…
— И… тебе не совестно?
— Первый раз было жаль, — он нахмурился, — А потом мне стало безразлично. Человеком больше, человеком меньше… Какая разница? Сейчас же опустись на колени — и извинись, как полагается. Так уж и быть, дуру не трону.
Я вспыхнула от негодования.
Дура — самое обидное из того, что я когда-либо слышала. Поэтому и пошла учиться в гимназию. Там смеялись, что платье у меня латанное-перелатанное. И тогда я стала учиться лучше всех в гимназии — и все насмешницы заткнулись. И вот опять… опять меня оскорбляют… Какой-то гордый хам из обычного сна! Мне надоело! О, как мне это надоело! Я бы его самого мечом напополам разрезала, был бы меч!..
