Эком кивнул, видимо, делая пометки в своей голове по всему сказанному:
— Мне не рассказывай про неагрессивных неолетанок. Мои пятилетние сейчас отстреливают Кнабисов. Двадцатилетние ученицы Суани визжат: «бедные птички», а этим мелким очень весело. По-моему, им достались порченные гены. Не мои… Палмины.
Я тоже кивнул. Разговор заходит в совсем непраздничные темы. Периодически я тоже боялся, что вырастет из этого смешения кровей и культур, что мы устроили в хайме. Маленьким неолетанкам полагалось быть ангелочками. Именно к таким эни я привык в обществе неолетанок. Ангелочек до дня рождения Мевы! Наши не были ангелочками. Вернее, не так: среди наших были те, кто сразу рождались бандитками. Семирняшки Денкама самой натуральной бандой шныряли по всем хайму. Обуздать их могла только их фати. Дочь Файны умилительно хлопала ресничками абсолютно чёрных глаз, но за отобранного медведя бросалась в бой берсеркером. Ну, а малявки Экома отстреливали вместе со старшими мальчишками нереально расплодившихся в хайме Кнабисов. Что будет, когда к этому компоту ещё добавится взросление Мевы?!
Эком потянул футболку через голову, метко отбрасывая её на кресло. Туда же улетели брюки. На плече темнел генеральский орден. Мне давно казалось, что стирание орденов бред. Что на самом деле эти ордена въедаются мужчинам куда-то на подкорку мозга, пускают корни. Что снимали с Экома ордена, что не снимали, он остался генералом где-то глубоко внутри. И полтора года назад этот орден вернулся к нему. По-другому не могло быть.
— Обними меня.
— Чего?
Он рыкнул:
— Чего-чего, обнимай, пока предлагают!
Я выпал из своих размышлений, удивлённо покосившись на соседа по кровати. Мы не были друзьями. Дружба подразумевает равенство. Мы были именно любовниками. Он всегда был умнее меня, жестче, упорней, собранней. Он был хорошим мужем Палме и завидным отцом её детям. Немногие из наших даккарцев посвящали столько времени сыновьям и уж тем более дочерям. Именно Эком замещал старика Гардмана в школе, когда того подводило здоровье и требовалось дать пацанам нагоняй. Именно перед Экомом вываливал бумаги и факты Адениан, когда на него сваливались загадки в отсутствие Анжея. С ним не дружили, не пили по вечерам пиво, не звали драться на клинках, но к нему приходили за советом, когда совет был действительно важен. А я был его болезнью. Неразумной и необъяснимой привязанностью. Он никогда не предлагал мне секс, но обижался и даже злился, если я не пользовался его невысказанным согласием. Он давно забил на условности. И это действительно было чисто моей идеей, ограничить близость между нами рамками этого корабля, во время деловых поездок вдвоём. Ему было важно чувствовать меня рядом, при всей насыщенности своей жизни он больше всего скучал по мне, когда я устраивал недельные тренировки с Морок в горах…
