Пока босс не спустился в столовую, Виолетта успела сама рассказать мне о том, что я так хотела знать – ради этого не пришлось даже рта раскрывать.
- Лизонька, как нехорошо вышло вчера с этой Ингой… - начала Кравцова и я непонимающе нахмурилась. – Ой, ты о ней не знала, да? – спохватилась женщина.
- Нет, - призналась я честно, уже не заботясь о том, что подумают о наших с Меньшиковым отношениях, если я не знаю о его бывшей подружке. Но Виолетта, похоже, восприняла это как должное.
- Да, ожидаемо, что Андрюша не хочет о ней вспоминать. Уж так она с ним поступила нехорошо...
Я промолчала, терпеливо ожидая, что собеседница продолжит откровенничать сама. Так оно и вышло.
- Он по ней прямо с ума сходил, - поведала Виолетта со вздохом. – Женщин других совсем не замечал, жениться хотел, а она с его другом спала…
Я тайком сглотнула, уставившись взглядом в скатерть. Значит, эта Инга была не просто бывшей подружкой или любовницей, она для Меньшикова была той, кого он любил. И, если судить по тому, что с ним сталось после встречи с ней – возможно, любил до сих пор.
Стало вдруг так неприятно и больно, будто меня предали. Хотя я боссу приходилась абсолютно никем, было отчего-то неожиданно тяжело сейчас слушать о том, как он сходил с ума по другой женщине. И понимать, что действительно вовсе не меня он вчера хотел. Я была всего лишь жалкой заменой и на моем месте, вероятно, могла быть абсолютно любая.
Это, наверное, и стало последней каплей. Когда мы сели в самолёт, я уже сама думала о том, что этот контракт лучше разорвать. Потому что риск потерять голову от Меньшикова был слишком велик, а его интерес ко мне – слишком мал. Думаю, ни одна женщина не захотела бы быть рядом с мужчиной, который в постели представляет другую. Не хотела этого и я. И иллюзий, что я могу занять место этой Инги в его сердце, у меня не было. Просто потому что видела вчера, как он на нее реагировал.
Но когда босс сухим деловым тоном предложил начать наши отношения с нового листа, у меня совершенно не нашлось сил отказаться. Идиотская надежда, встрепенувшаяся в груди от того, что наш дурацкий контракт он все же назвал отношениями, помешала мне сказать решительное «нет» и в один миг уничтожила все мысли о самосохранении. И та власть, что имело надо мной одно лишь его слово, пугала теперь гораздо больше, чем все остальное вместе взятое.
