— Эй…нужно идти, — тереблю ее за руку, но та свисает с кровати, будто тонкая веточка. А девочка молчит. Становится страшно. А вдруг она не спит. Я трясу ее, щипаю, пинаю. Она должна проснуться. Нам нужно уйти отсюда. Сбежать. Нам нельзя здесь. Здесь страшно. Мне страшно. Я домой хочу. К маме, которая никак не может меня найти. Я знаю! Она ищет меня!
Девочка стонет, но глаз не открывает. Живая! Живая! Радость стучит в горле. Еще долго я пытаюсь ее разбудить. И она почти просыпается. Но внезапно вспыхивает свет. Человек. Огромный. Он надвигается черной тучей, что-то говорит. Я не разбираю. Ноги прирастают к полу от страха. А руки нащупывают что-то холодное. Острое. Еще один шаг человека. Я смотрю на проснувшуюся девочку. Ей страшно. Я должна…должна помочь ей.
— Нет! — кричу, прыгаю на человека, выставив вперед руку. — Нет!
… — Айя! — голос прорывается сквозь белые стены, вибрирует в окнах. — Айя! Черт, да проснись же ты! — огонь обжигает щеку. Взвизгиваю, распахиваю глаза. Свет обжигает слизистые. А страх толкает вперед, выбраться, спастись.
— Нет…нет…я не хочу…пусти…отпусти… — шепчу, вырываясь из захвата сильных рук.
— Посмотри на меня! Да посмотри же ты на меня! — голос злой, рычащий, парализующий. Тяжело дыша, замираю и смотрю, наконец, на того, кто держит крепко. Красивое лицо, точно вылепленное скульптором, правильное. Высокие скулы, сжатые губы, аккуратная борода и черные глаза, в которых ураган эмоций. Такие знакомые…такие родные глаза.
— Имя! Назови меня по имени. Ну же! — приказывает, сжимая мои руки над головой. Больно.
— Мне…больно… — сбивчиво.
— Мое. Имя. — Едва ли не по слогам.
— Лекс… — выдыхаю, ощущая, как по щекам скатываются слезы. — Лекс, пожалуйста, мне больно.
Он встряхивает головой, словно отряхивается от чего-то. Выпускает мои запястья. Я растираю их, ощущая, как покалывает кожу. Пытаюсь избежать его пытливого взгляда, но не выходит. Лекс не отпускает. Смотрит пристально, выворачивая наизнанку. И в его взгляде черная ярость: жгучая, необузданная. И становится страшно до дрожи и спазмов в животе. Страшно, как в том сне. Но я ведь не должна…не должна его бояться?
— И давно тебя снятся кошмары? — хрипло, будто сам сорвал голос ором.
— Со смерти папы.
— Тебе снится отец? Ты видела его смерть? — вопросы тяжелы, что камень. Ложатся на сердце неподъемным грузом, слишком холодные, лишенные эмоции.
Мотаю головой.
— А что тебе снится … Айя? — он запинается на моем имени и выдыхает его с тревогой, словно ему тяжело держать в узде собственные эмоции.
