Я смотрю на женщину напротив и задыхаюсь от боли и безысходности. А она улыбается чуть растерянно, что-то говорит, но я не слышу. В ушах гулко бьется пульс. Дрожат руки и ноги совсем ватные.
А она красивая и хрупкая, будто статуэтка. Черные волосы вьются мелким бесом, совсем короткие, и делают ее похожей на девчонку, пожалуй, даже моложе меня. Но я знаю, что ей тридцать два и что она вот уже двенадцать лет замужем, а еще пять прикована к инвалидному креслу. Я знаю, что за эти пять лет она трижды пыталась покончить с собой. Знаю, что каждый раз ее спасал муж.
А еще я знаю ее мужа. Знаю, как он заливисто смеется, запрокидывая голову. Знаю, что он отлично катается на коньках. Что когда-то был летчиком-испытателем. И что ему пришлось бросить любимую профессию. Знаю, что его прадед был военным летчиком и в память о нем он носит его медальон, причудливую серебряную кошку, которая сейчас жжет кожу под тонкой водолазкой.
Я знаю, как он улыбается во сне. И как смешно морщится, когда по утрам его будит такое редкое в это время года солнце. Я знаю, как он пахнет. Как срывается его дыхание от поцелуя. Я знаю каждый шрам, каждую родинку на его теле.
А еще я теперь знаю, что любовь – это дьявольски больно. Почти смертельно.
— Мария, что с вами? — скрипучий женский голос заставляет вздрогнуть. Резко оборачиваюсь. Слишком резко. Немолодая женщина за спиной испуганно отпрядывает. А я тут же натягиваю на лицо фальшивую улыбку.
— Простите, — дрогнувшим голосом. — Просто…вспомнилось.
Женщина, Зоя Васильевна, кивает понимающе. И в ее взгляде сочувствие, от которого становится совсем тошно. Мои извинения она истолковывает по-своему, с высоты собственного горя. Пусть так. Лучше, чем ей действительно понять, о чем я думаю.
А я ведь не поверила. Ни единому Федькиному слову, когда он приперся ко мне два дня назаж извиняться. Ни одной его чертовой фотографии. Не поверила. А он лишь усмехнулся и адрес написал на бумажке. Мы знаем друг друга с пятнадцати лет. Он понимал, что я все равно поеду.
Я не верила, пока мчалась сюда. Не верила, пока поднималась по лестнице на третий этаж. И пока звонила. И пока мило разговаривала с чудной Зоей Васильевной, принявшей меня за сотрудницу социальной службы. Я и не разубеждала, помогая разбирать пакеты с продуктами. И не верила. Пока не зашла в спальню познакомиться с «подопечной». Пока не увидела их фотографии. Пока Зоя Васильевна не принялась рассказывать, какой чудный у ее дочери муж. Что он один их опора.
