— Потому что вы непозволительно прекрасны, а значит – притягательны и опасны.
И его слова не дают покоя всю обратную дорогу. И как будто окрыляют. И я напеваю странную, но такую потрясающую музыку, до самого вечера. Но телефонный звонок сталкивает с небес на землю.
— Плахотский, – выдыхаю недовольно, и старая боль показывает свою противную морду. А я не хочу больше, чтобы было больно. Надоело. Можно и трубку не брать, но тогда этот рыжий черт припрется на порог. — Если ты будешь читать мне нотации, то сазу вешай трубку.
— Катя, так нельзя, – возражает Егор. — Он любит тебя, понимаешь? И боится…
— Я знаю, – усмехаюсь. Да, любит. Но эта любовь делает его слабым. А Крис Корф ненавидит быть слабым, потому что слабость разрушает.
— Тогда зачем все это? Я не понимаю. Ты любишь. Он любит. Зачем причинять друг другу боль?
— Потому что нам не нужна эта любовь, – выдыхаю, смахивая вылезшую наружу боль, заталкивая ее как можно глубже. Сейчас ей нет места. Потом, когда Катерина Вишневская исчезнет, я снова дам волю чувствам. Не сейчас.
— Так не бывает, – хмуро выдыхает он.
— Плахотский, ты просто никогда не любил того, кого не надо, – хмыкает и я уверена, что сейчас он усмехается лишь правым уголком губ.
— Отчего же? Я и сейчас люблю. И знаю, что я ей не пара. Но мы не вместе сейчас лишь потому, что я пока не придумал, как это изменить.
Как хорошо говорит, правильно. И наверняка он придумает. Он всегда все придумывает, находит выход из тупиковой ситуации. Нашел же способ вытащить Корфа. Только иногда я ловлю себя на мысли, что лучше бы тогда с ним была не я. Может, Лиля, но не я.
И эхом в голове хриплые слова Корфа: «Почему ты? Почему ты?», – и пьяные слезы по острым скулам. Тогда я промолчала, хотя слова рвались с языка. Как ему объяснить, что он был нужен только мне. Только мне он нужен до сих пор. Как воздух. И только потому, что я знаю – он свободен и дышит – дышу и я.
— И вы все делаете неправильно, – говорит Егор совсем близко, как будто рядом сидит.
Я вздыхаю.
— Егор, сколько тебе лет? – спрашиваю, выныривая из тоски.
— Сорок три, – он удивлен.
— Взрослый мужик, а до сих пор веришь в сказки.
— А то, – теперь в голосе улыбка, – я же Золушка в галстуке.
Я смеюсь. А он молчит. Странный. И такой непохожий на своих друзей. Светлый. Наверное, такой друг и нужен Ямпольским.
— Ладно, Егор. Спасибо за заботу, но я действительно ничем не могу тебе помочь. И передай своему другу, чтоб не волновался. У меня все зашибись, – и поднимаю вверх большой палец, как будто он может меня видеть.
