Мама для Мамонтенка | страница 34



Аня замерла и обернулась. Она понимала, что может получить крупицу ценной информации о жене своего нового начальника, поэтому улыбнулась и снова села на скамейку.

— Что вы знаете о покойной супруге Петра Сергеевича? — решила поинтересоваться, а женщина того и ждала.

— Ну… лично я с ней не общалась. Петька всегда пацаном хорошим был, а как женился, так от всех открестился. Стал он какой-то угрюмый. Он ведь раньше у нас в кафе неподалеку выступал: пел и играл на гитаре. Верке, о покойных плохо не говорят, лучше промолчу, ей мало денег, видать, было. Петька стал пропадать где-то в другом месте. Машину себе дорогую прикупил, ремонт они хороший в квартире сделали. Дом купили, собирались переезжать, но не срослось. Руки она что-то на себя наложила. Кто-то говорит, что Петя сам не выдержал и угрохал ее. И правильно сделал, если так!

Сердце со скоростью отбойного молотка начало ударяться о грудную клетку. Мамонт был жестким человеком, но Аня не думала, что он способен убить собственную жену.

— Получается, Вера не любила Петра Сергеевича?

— А кто ее знает. Она несколько раз сюда мужика павлинистого приводила. Я рассказала Пете, а через полтора месяца Вера и померла.

— Она любила Мишу? — почему-то Аня уже догадывалась, каким будет ответ.

— А че ей любить-то его? Она залетела и на третьем месяце только узнала, когда аборты делать нельзя уже. Вот помню, как-то он подошел с Зойкой моей поиграть. Ой, ну ему года полтора точно было… Верка сидела на скамейке, как ты прям, и пиво хлестала. Я сделала ей замечание, а она сказала, что больше ничего не остается, только пить. Буркнула, что пацан ей всю жизнь запоганил, так и сказала, а потом пошла, за ворот его взяла, к себе развернула и по лицу ударила. И приговорила: еще раз с этим чужим отребьем заговоришь, места живого на тебе не оставлю.

Дыхание сперло. Аня больше не могла и не желала слышать рассказы своей собеседницы. Если они были правдой, а что-то подсказывало, что именно такими они и являлись, то у Миши судьба куда хуже, чем представлялось. Ане захотелось превратить оставшуюся часть детства мальчика в сказку. Еле сдержав слезы, подкатывающие к уголкам глаз, она извинилась и сказала соседке, что непременно поболтает с ней в другой раз, а сейчас Мише пора заниматься. Мальчик как раз уже слез с качели и шел к ней. Приблизившись к нему, Аня присела и прижала ребенка к себе, смаргивая слезы.

— Я люблю тебя, Медвежонок! — произнесла она. — И никому не дам в обиду.