— Так. Что будешь с этого иметь ты, я поняла, — Вера поднесла чашку с кофе ко рту, отхлебнула глоток и тут же поставила её обратно. — Фу, совсем холодный. А что от этого будет хорошего мне?
— Тебе? — поняв, что Вера дала своё согласие, Юрий широко улыбнулся и, подняв руку, призывно помахал официантке. — Девушка, мы передумали уходить. Пожалуйста, ещё два десерта и двойной кофе, только очень горький и очень горячий.
* * *
— Петрович, закрывай переднюю дверь и трогай, кажись, все, — поправив на плече ремень потёртой кожаной сумки, кондукторша деловито оглядела салон старенького ЛИАЗика, до отказа наполненного пассажирами, и проговорила нараспев: — Эх, жизнь моя жестянка, люд крестьянский спит, только в крайней хате огонёк горит… И откуда же вас столько сюда понатолкалось-то?
Автобус, тяжко выдохнув, со скрипом захлопнул двери и отправился в путь, поднимая клубы чёрного дыма и пыли.
— Граждане, обилечиваемся! Готовим без сдачи! — привычно выкрикнула Кузьминична и повернулась к водителю. — Петрович, ты больше заднюю не открывай, пусть кому надо выходют через переднюю.
— Как скажешь, Серафима, — шофёр посмотрел в переднее стекло и с силой дёрнул на себя ручку переключения передач. Механизм, пронзительно скрипнув, издал громкий треск. — Твою мать-то! — громыхнул басами Петрович. — Каждый раз одно и то же! И когда только эту развалюху спишут! — Подёргав заклинившую ручку из стороны в сторону, Петрович с беспокойством посмотрел на проезжую часть и, вовремя сумев справиться с закозлившим агрегатом, переключился на вторую скорость.
— Граждане, готовим деньги! — Серафима щёлкнула перекрещенными полосками массивного никелированного замка сумки и, крутанув колёсико билетов, висевших на шее на толстой суровой нити, решительно двинулась к первому сиденью. — Граждане, уберите с прохода сумки! Не протиснуться! Готовим деньги, готовим, не спи-им! — громко объявила она.
Продвигаясь к середине автобуса, Серафима без устали крутила катушку с билетами и, перекидываясь с каждым хотя бы парой фраз, с удовольствием собирала свежие новости и сплетни.
— Антонина, а чего у тебя такие сумки? Не продала, что ли? — не глядя на цвет разматывающихся билетных лент, Серафима привычно оторвала два синих и один красный билетик.
— Куда ж там продать, когда на улице плюс тридцать! — пожилая женщина в ярком платке, повязанном под подбородок, огорчённо махнула рукой. — Все мимо идут, думают, кислым торгую, а какое же оно кислое, если я его с утра надоила?
