Обтянутое лоснящейся тканью седалище охранника зашевелилось активнее, и он, пятясь, на четвереньках выбрался на волю. Физиономия у него была багровая, узел галстука ослаблен, ворот рубашки расстегнут, а подол выбился из брюк, свисая вниз неопрятным треугольным языком. В руках «гвардеец» держал вожделенный трофей — плоскую продолговатую сумку из плотного брезента, вроде тех, в каких сантехники носят свои инструменты. Сумка была обернута полиэтиленовой пленкой, поверх которой кто-то не поленился намотать неимоверное количество прозрачного широкого скотча.
— Есть, — констатировал он очевидный для всех присутствующих факт.
— На ж… шерсть, — стравил пар Петр Кузьмич. — Давай сюда. Зовите водилу, пусть увозит это барахло.
Он кивнул подбородком на развороченный станок, давая понять, какое именно барахло имеет в виду.
— Так куда ж его теперь? — изумился охранник, заталкивая за пояс подол рубахи.
— На свалку, — предложил Стрельцов, — в речку, в болото… В общем, куда хотите.
Забрав у охранника сумку, он рука об руку с Вышегородцевым двинулся к двери, что вела из гаража во внутренние помещения особняка.
— Как же мы его выгружать-то станем? — пробормотал у него за спиной охранник. — Он же тяжелый, сука!
— Тонна, не меньше, — авторитетно подтвердил второй.
Петр Кузьмич не обернулся: проблемы индейцев вождя не волнуют.
В просторной, дорого и со вкусом обставленной гостиной с видом на позлащенную осенью березовую рощу их дожидался покинутый стол с легким полуденным перекусоном: коньяк, фрукты, бутерброды с семгой и ломтиками лимона и обожаемый Вышегородцевым горький шоколад.
— Ну, давай, не томи! — падая в глубокое кресло с полосатой шелковой обивкой, взмолился хозяин.
Стрельцов тоже уселся, положив перед собой на стол обмотанную скотчем сумку, вынул из кармана пружинный нож и нажатием кнопки выбросил острое двенадцатисантиметровое лезвие.
— Ого, — сказал Андрей Викторович, — да ты, оказывается, опасный человек!
— Мы парни-ежики, в голенищах ножики, — отшутился Петр Кузьмич, надрезая острым как бритва лезвием упаковку. — Не вилкой же ее ковырять!
Он небрежно отложил в сторону снятый полиэтилен, расстегнул пряжку ременной застежки, откинул брезентовый клапан и, не глядя зачерпнув из туго набитой сумки, картинным жестом высыпал на стол перед Вышегородцевым полную пригоршню ограненных алмазов.
— А ты говоришь, станок, — сказал он, складывая и убирая в карман нож.
