Я присутствовал на аудиенции, которую министр Мирза Хаджи-Агасси дал вскоре после этого капитану Семино, и был свидетелем следующей сцены: Семино просил 800-1000 сарбазов с 600 лопатами и кирками, чтобы за 14 дней подготовить позиции. "Иншалла, я завершу работу за пять дней, ибо я дам вам 1200 человек и 1000 лопат и кирок", - ответил Хаджи. Но это было его обычное хвастовство, так как Семино получил только 200-300 рабочих, а во всем персидском лагере едва нашлось 60 лопат и столько же кирок.
Чтобы придать окопным работам солидность, Хаджи решил доверить командование всеми полками, расположенными вблизи Бурдж Абдулла-и Мизр, члену шахской семьи и избрал для этого 19-летнего Хамза-Мирзу, ничего не понимавшего в военном деле. Он приказал позвать принца. Тот явился по вызову и вошел в шатер министра со скромным и испуганным видом. Хаджи сообщил ему волю шаха, добавив высокомерно: "Я надеюсь, что ты оценил доверие, которое кибле-алем (центр вселенной, т. е. шах) тебе оказывает. Более того, если бы его величество не был таким великодушным, он уже давно велел бы ослепить тебя и твоих братьев, как это уже произошло с Хозрев-Мирзой и Джангир-Мирзой, и ты бы сейчас просил милостыню на улицах Тегерана". Хамза-Мирза ответил скромно, тихим голосом: "Бале" ("Да") - и со смирением воспринял высокопарные слова Хаджи, однако покинул шатер гордый от сознания своего нового назначения. Разумеется, он получил это место лишь для проформы и не имел ни малейшего влияния или власти.
Для постройки артиллерийских позиций, как сказано выше, не было ни лопат, ни кирок. О тачках персы не имели представления и переносили землю в мешках, куда насыпали ее лопатами или руками. Семино вынужден был сначала научить солдат плести туры и вязать фашины, потому что в персидской армии не было саперов. Солдаты проявляли способность и усердие в работе. Но людей было мало, и без необходимого шанцевого инструмента и тачек работа шла медленно. Прошло 7 недель вместо 14 дней, пока были построены обе позиции для осадной артиллерии, имевшие в длину от 15 до 20 и в высоту от 18 до 28 футов и такую же ширину.
Ежедневно шах выделял сарбазам, занятым земляными работами, вязанием фашин и плетением туров, 50 туманов, но 4/5 этой суммы присваивались амир-диваном, т. е. министром юстиции, которому словно на смех доверили надзор за сарбазами, выполнявшими земляные работы, и выдачу им ежедневного жалованья. Я не буду говорить ни о тысячах препятствий, которые пришлось преодолеть Семино, ни о бессмыслице, свидетелем которой я ежедневно был. Эти подробности нашли отражение в моем описании этой единственной в своем роде осады. Все-таки я должен упомянуть еще об одном событии, являвшемся красноречивым доказательством слабоумия Хаджи. Однажды утром я поехал к окопам. Поднявшись на позицию осадной артиллерии, с которой открывался широкий обзор местности, я, к моему великому удивлению, заметил, что весь ее правый фланг оголен от войск, а в окопах напротив ворот Хош, которые еще вчера занимали полки Искандер-хана, кишели афганцы, торопливо уносящие в город фашины, туры и вообще лесоматериалы, поскольку там была большая нехватка дров. Я никак не мог объяснить себе это странное обстоятельство. Потом я узнал, что действительно по приказу министра Искандер-хан оставил окопы, потому что некоторые осведомители заверили министра в том, что Яр Мухаммед-хан, министр Камран-Мирзы в Герате, испугавшись подготовки к штурму со стороны персов, намеревается ночью покинуть город. "А! Он хочет бежать, обрадованно воскликнул Хаджи, - тем лучше, я ему облегчу побег. Отвести войска от ворот Хош, из которых дорога ведет в горы, и пусть он бежит, этот голубчик". В результате Искандер-хан оставил окопы. Между тем Яр Мухаммед-хан и не думал бежать из Герата.
