Я постарался объяснить Ване, что от него хочу и попробовал в виде игры подать сигнал "sos". К моему удивлению, парень быстро запомнил и сообразил, как это делается. Дав ему кусочек бумаги с номерами Славы и полиции, я пояснил, что лучше набрать оба номера, но как получится, и напутствовал его:
– «Не забудь: три точки, три тире, три точки», – показав это снова, отстучав на его ладони.
Ваня кивнул, спрятал огрызок с номерами в рукав и торопливо ушел по коридору.
– Господи… – прошептал я, собирая последние силы для возвращения к решетке с Лизой, – хоть бы у него получилось.
Наступили дни ожидания. Они тянулись медленно и тяжело, как нуга из откусанного замерзшего батончика. Я ждал. Я боялся плохого исхода, когда Ваню перехватят на звонке, накажут, а потом накажут и меня. Но больше всего боялся, что это наш последний шанс, и он не выстрелит. Тогда нас очень скоро отвезут в подвал на утиль. Потому что долго мы не выдержим.
Лиза после каждого возвращения была невменяемой, и требовался долгий период, чтобы она пришла в себя и начала разговаривать. А я снова стал плохо видеть, наверное, сказались последствия эпилепсии, которая началась у меня недавно. Я так же ползал по камере, скребя кандалами по полу, ведь их так никто и не снял. Просто никому не было дела до лысого, тощего и больного человека, коих в этом заведении полно. Мне кажется, с меня уже нечего было взять, но лаборанты находили и возвращали в камеру в состоянии психической прострации, от которой я отходил тоже долго.
Когда нас никто не трогал, мы с Лизой ложились у разделяющей наши камеры решетки, держась за руки, и вспоминали детский дом. Особенно праздник нового года. Это всегда проходило весело и было временем счастья. Мандарины… Как я любил этот запах! А вместе с ароматом шоколадных конфет это становилось потрясающим, и это был запах нового года. А однажды нам подарили настоящую елку, какой-то спонсор привез к празднику. И тогда мое счастье стало полным. Я держал Лизу за руку, когда мы подходили к елке очень близко и нюхали запах хвои, а потом незаметно подбирал опавшие иголки и прятал их в кармане. И после, когда звучал отбой, смотрел на это сокровище в ладони, спрятав от других под одеялом, а хвоя от тепла ладони начинала пахнуть сильнее, делая мою ночь незабываемой.
В детском доме было хорошо. Да, теперь мы это поняли. Как бы там ни было, нас любили. Пусть скупо, иногда сухо, но нам перепадали объятия воспитательницы и кухарки Нины, которая готовила вкусный яблочный пирог, называя его смешным словом "шарлотка".
