– Никакая другая страна тебя все равно не примет. Ты – отменный жулик.
Наверное, она оговорилась и сказала “отменный” вместо “отпетый”; не могла же она одобрять незаконную торговлю? Потом мы вернулись в автобус и поехали осматривать Большой театр, Олимпийский стадион, резиденцию посла Великобритании и кучу музеев, пока не настало время обедать.
Молочники – Артур, Арнольд и Гарри – кружили по вестибюлю и жаловались, что их не везут в молочные магазины. Они успели выпить – и не молока. Водки, подозреваю. Роза была втянута в горячий спор с американской семьей – те хотели знать, когда они отбудут в Молдавию, – и на жалобы молочников внимания не обращала.
Обедал я за одним столиком со старыми английскими аристократками. Они сокрушались, что по какой-то необъяснимой причине их весь день возили по складам молочной продукции. Они отправили к Розе депутацию со слезной просьбой отвезти их на балет.
После обеда мероприятий не было, и я отправился в парк Горького поискать трупы. В парке гуляли толпы русских, совсем так, как это делают англичане. Одни лизали мороженое, другие разговаривали и смеялись, а кое-кто загорал в нижнем белье с рублевыми бумажками на носу, чтобы уберечься от ожогов. И правда, жара стояла такая, что я был вынужден вернуться в гостиницу и снять вязаную шапочку, мамину меховую шапку, перчатки, пальто, четыре свитера, рубашку и майку.
Вечером нас отвезли в оперу, где я и большинство русской аудитории заснули, а американская дочь продала свои наушники фирмы “Сони”. Мистер Брейтуэйт вернулся очень поздно и очень пьяным. Водка не пахнет, но я понял. Не сказав ни слова, он завалился в постель и громко захрапел. Я же окончательно убедился в том, что он шпион. Так мы и жили все три дня в Москве: я просыпался, находил записку от мистера Брейтуэйта и вынужденно отдавался на милость “Интуриста”. К концу я совершенно одурел от культуры и тосковал об английской апатии и грубом материализме.
В последний день в Москве я совершил отчаянный по своей смелости поступок: спустился в чрево метро, обвешанного люстрами, в надежде найти московский торговый центр. Сунул пять копеек в автомат и ступил в мраморное с позолотой великолепие. Поезда прибывали каждые три минуты и уносили меня и толпы русских, спешивших по магазинам. Я привлек несколько любопытных взглядов (прыщавые лица – редкость в России), но большинство читало толстенные умные книги со смешным шрифтом или изучало концерты Чайковского для фортепиано с оркестром.
