— Только привет? — вежливо удивилась Ирина.
Коллекционер замялся.
— Ну… э… Ну да, разумеется, только привет. Что же еще? И… ну, вы меня понимаете.
Ирина понимала. Ничего себе — «только привет»! В такой ситуации, когда никому не известный проходимец является к знаменитому коллекционеру и предлагает купить вещь, которой в буквальном смысле слова нет цены, а потом коллекционер через третье лицо передает проходимцу привет, это просто нельзя не понять. Это означает, что коллекционер обдумал предложение, нашел его весьма заманчивым и желает продолжить переговоры…
Ирина похолодела при мысли, что предмет, который покойный проходимец предлагал Маевскому, существовал в действительности и был подлинным. То есть что значит — был? Он и есть, он продолжает существовать, вот только знать бы, где…
Она допила кофе, погасила сигарету. К ним уже спешил, сгибаясь под тяжестью заставленного тарелками и блюдами подноса, запыхавшийся официант.
— Странный у нас с вами получился разговор, — сказала Ирина, бросая в сумку сигареты и зажигалку и нарочито громко щелкая замочком. — Вы не находите?
— Пожалуй, — осторожно согласился Маевский. — Но я полагаюсь на вашу деликатность, уважаемая Ирина Константиновна. Вы ведь не станете пересказывать этот разговор третьим лицам?
Тут было самое время оскорбиться, но Маевский выглядел искренне взволнованным и озабоченным, да и вопрос его был задан таким просительным, почти жалобным тоном, что его обидный смысл как-то стушевался. Коллекционер уже понял, что наговорил лишнего и раскрыл свои намерения так же ясно, как если бы прямо о них объявил. И раскрыл он их, между прочим, не перед кем-нибудь, а перед Ириной Андроновой — человеком, широко известным своей принципиальностью во всем, что касалось сомнительных махинаций с предметами искусства, достойной продолжательницей дела своего отца, которого до смерти боялись все спекулянты антиквариатом.
— Разумеется, не стану, — пообещала Ирина.
Только что данное обещание, в любом другом случае бывшее бы абсолютно правдивым и искренним, сейчас не содержало в себе ничего, кроме продуманной, хладнокровной лжи. Естественно, она не собиралась болтать об этом по всей Москве, как, несомненно, поступил бы Маевский, не будь он сам кровно заинтересован в сохранении тайны. Но Глебу Петровичу она обо всем расскажет, а тот, несомненно, передаст ее слова Федору Филипповичу…
Одно было хорошо: наговорив лишнего и попав из-за своей разговорчивости в щекотливое положение, сам Маевский сохранит их разговор в тайне, и слух об интересе, проявляемом к этому делу Ириной Андроновой, пройдя кружным путем, не достигнет ушей нынешнего владельца бесценного раритета.
