Слепой докурил сигарету, и молоденькая официантка с красивым строгим личиком и точеной фигуркой сразу же заменила пепельницу. Небо за окнами прояснилось, цветные абстрактные витражи налились солнечным светом, засияли чистыми теплыми красками, и сейчас же, словно между этими двумя явлениями существовала некая взаимосвязь, в арке, соединяющей обеденный зал с фойе, появилась Ирина Андронова. Пока она стояла и высматривала Сиверова, тот воспользовался моментом и с огромным удовольствием оглядел ее с головы до ног. Впечатление, производимое на него внешностью искусствоведа Андроновой, всегда было одинаково: Ирина Константиновна выглядела безупречно, независимо от того, во что была в данный момент одета. Глеб подумал, что эта дамочка, подобно легендарной леди Годиве, запросто могла бы разгуливать по городу голышом без малейшего ущерба для своей репутации: в конце-то концов, никто ведь не тычет пальцем в обнаженную статую Венеры!
В тот самый миг, когда Сиверов, вдоволь налюбовавшись совершенством, созданным совместными усилиями матери-природы и современной индустрии красоты, вознамерился окликнуть Ирину, та заметила его и решительно направилась к занятому им столику в углу. Улыбка, которой Андронова ответила на искренний комплимент по поводу своей внешности, тоже была безупречной, но показалась Глебу дежурной — не то чтобы вымученной, но и не вполне искренней. Было видно, что Ирина Константиновна чем-то обеспокоена, а может быть, и по-настоящему встревожена. Определить степень ее обеспокоенности, как всегда, не представлялось возможным: эта женщина хорошо умела владеть собой.
Глеб помог ей сесть и вернулся на свое место. Накрытый жесткой крахмальной скатертью столик, увы, скрыл от него половину приятного зрелища, которое являла собой Ирина Константиновна, но и того, что осталось на виду, было вполне достаточно. Сиверов повернул голову, и к столику сейчас же подошла официантка. Официантка была все та же — молодая, симпатичная, с красивым строгим личиком, точеной фигуркой, — но рядом с Ириной Андроновой она смотрелась примерно так же, как потрепанный «запорожец», припаркованный рядом с роскошным «бентли».
Официантка тоже это почувствовала. Ее строгое личико сделалось еще строже, и смотрела она теперь не на посетителей, а поверх их голов, в стену. Губы у нее были сердито поджаты, как будто Ирина Андронова одним своим видом нанесла ей смертельное оскорбление.
— Кофе? — спросил Глеб у Ирины и, получив в ответ короткий рассеянный кивок, заказал кофе — чашку для Ирины и еще одну для себя.
