Солоницын коротко, по-военному, кивнул головой.
— За что?! — возмутился Медведь.
— Я не сказал «уволить», — терпеливо ответил ему Гронский. — За ваши выдающиеся заслуги уволить вас полагается исключительно ногами вперед, но это пока не к спеху. Я сказал «освободи от обязанностей по охране». Потому что теперь у вас будут другие обязанности, и времени на то, чтобы торчать в вестибюле и строить глазки кассиршам, просто не останется.
Он пренебрежительно отвернулся от Медведя и сосредоточил свое внимание на Злом.
— Ты, — сказал Александр Антонович, — слушай меня внимательно. Судя по всему, из вас двоих только у тебя имеются пускай дерьмовые, но все-таки мозги.
Приободренный этим заявлением Большого Босса, Злой неопределенно повел плечом, выражая скромное согласие. Эпитет, которым Гронский охарактеризовал его умственные способности, он благоразумно пропустил мимо ушей.
— Поэтому, — продолжал банкир, — слушай и запоминай. Повторять я не стану, а если вы опять все испортите, велю пришить обоих без разговоров.
Он наконец выпустил из ладони ключи, аккуратно отложив их в сторонку, вырвал листок из настольного блокнота для заметок и что-то быстро написал на нем дорогой паркеровской ручкой с золотым пером.
— Вот адрес, — сказал он, подвигая бумажку на другой край стола, ближе к Злому, — на тот случай, если вы с вашими куриными мозгами уже успели его забыть. Теперь слушай, что надо делать…
Инструктаж был недолгим, и по его окончании Злой и Медведь покинули кабинет Большого Босса, вопреки собственным ожиданиям, целыми и невредимыми. Правда, оскорбленный намеками на свою острую умственную недостаточность Медведь всю дорогу сердито ворчал, а Злой, хоть и помалкивал, чувствовал себя как-то странно. В нем как будто что-то зрело, поминутно увеличиваясь в размерах, тяжелея и приобретая округлую твердость пушечного ядра. Держать внутри себя этот чугунный шар становилось все тяжелее с каждым мгновением, и мало-помалу Злой понял, что это за шар. То была его злоба, едва ли не впервые в жизни сконцентрировавшаяся на одном конкретном объекте и готовая вот-вот вырваться наружу.
* * *
Жара по-прежнему стояла небывалая, синоптики твердили, что такие температуры в мае не регистрировались за все время проведения метеонаблюдений, и все, кто мог, старались в эти дни находиться поближе к воде. В каждом фонтане было полным-полно визжащей молодежи и ребятни, юные девушки в мокрых, липнущих к телу платьицах повсеместно демонстрировали всем, кто имел глаза, недозрелую прелесть своих фигур. Старики в сквериках тяжело дышали и обмахивались сложенными газетами, собаки лежали в тени, откинув вытянутые лапы, и тоже тяжело, часто дышали, вывесив наружу мокрые розовые тряпицы языков. Из укрепленных снаружи белых ящиков кондиционеров непрерывно текло, на асфальте под ними темнели прохладные лужицы, и прохожие смачивали под струйками конденсата потные ладони, шею и лоб.
