Первое издание книги А. И. Китайгородского вышло в 1967 г. Это было время «прощания с лысенковщиной». Не исключено, что глава «Лжебиология», если не заказана, то была одобрена партаппаратом в рамках борьбы с Т. Д. Лысенко. В нашей стране, начиная с 1930 г., не позволялась политическая критика, если на то не было получено разрешения партийных властей. Во всяком случае это объясняет, почему борьба физика А. И. Китайгородского против «лжеучений» в биологии оказалась по своей аргументации псевдонаучной. Если бы это была собственная и независимая от привходящих обстоятельств инициатива А. И. Китайгородского разобраться в деликатном деле имевшего место конфликта между учеными, то я не сомневаюсь, что он бы серьезно отнесся к своей задаче. Дело ведь не только в том, что ученому-физику было позволено выступить с ненаучной критикой биологов. Те, кого он критиковал бездоказательно, не могли в принципе получить аналогичного разрешения ответить своей критикой на критику. И это безусловно расслабляет, во всяком случае снижает требовательность к себе.
О неравном положении критика и критикуемого в СССР говорил С. В. Мейен в статье, опубликованной через 33 года после ее написания. Отвечая критику номогенеза А. А. Яценко-Хмелевскому (1974), посетовавшему, что сторонники этого лжеучения «не пытаются изложить свои взгляды в сколько-нибудь связном виде», С. В. Мейен (2007, с. 235) заметил: «мало написать, надо еще и издать, получив Ваше же благословение. Можно подумать, что номогенетики не сумели или не захотели изложить свои взгляды. Но ведь в действительности им не дали, им при каждом удобном случае затыкали рот. Уверен, что и сейчас [т. е. в 1974 г. ] мне не дадут ответить…». Важное дополнение к сказанному сделано на следующей странице: «Я верю, что он [А. А. Яценко-Хмелевский] прочел те работы Любищева и мои, на которые даны сноски в статье, но не верю, что он их прочел внимательно». С. В. Мейен высказался достаточно мягко. Но в начале статьи он (Мейен, 2007, с. 234) словами Дарвина дал ключ к пониманию действий основной массы критиков: «велика сила упорного искажения чужих мыслей». И я не исключаю, что это искажение, о котором говорил Дарвин, имея в виду выступавших против него критиков, может быть сознательным, дабы угодить политикам.
Откуда проистекает стремление представить неординарную научную позицию в качестве антитезы «истинной» науке? Я не думаю, что за этим следует видеть какой-то злой умысел. В большинстве случаев этого нет. Просто позиция, которая не укладывается в хорошо обоснованную и поэтому принятую большинством ученых парадигму, выглядит более уязвимой для критики и к ее научной оценке подходят менее строго. И отсюда возникает опасность подмены позиции критикуемого автора ее восприятием через призму сложившихся консенсусных представлений. Оригинальная концепция, имеющая свой предмет рассмотрения, в этом случае будет выставляться как попытка опровергнуть хорошо обоснованные научные истины.
