Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие. | страница 5
Миф о монополии Лысенко в биологии родился в недрах Агитпропа (см. Шаталкин, 2015), т. е. придуман с пропагандистскими целями. Разговоры о так называемой «монополии» Лысенко не более чем слова, за которыми нет реального содержания. Разве это отраслевая наука, которой руководил Лысенко, т. е. агрономия в широком смысле слова, подмяла под себя академическую науку. Такого не может быть в принципе. Везде мы видим обратную картину. Академическая наука пытается навязать отраслевым направлениям, как тем следует работать. Разве это Лысенко контролировал денежные потоки и не малые, которые шли на академическую науку. Нет, деньги они получали из разных касс. Разве это Лысенко определял учебную политику. Нет, это компетенция министерства образования, которое до 1948 г. не пропустило ни одного (!) учебника по мичуринской биологии. Разве это Лысенко определял научную политику Академии наук СССР. Нет это делало само руководство Академии при определенном контроле со стороны Агитпропа.
Вот что пишет Д. Т. Шепилов (2001, с. 129), который, будучи вторым лицом в Агитпропе, руководил после войны борьбой с Лысенко: «… мы бессильны были что-нибудь сделать, чтобы обуздать невежд [т. е. Лысенко и его сторонников] и поддержать в науке истинные, а не мнимые силы прогресса. И так продолжалось вплоть до падения Хрущева, когда постепенно, со скрипом, при сопротивлении заскорузлых чиновников, начало выявляться истинное лицо и опустошительные последствия лысенковщины…» (выделено нами).
Д. Т. Шепилов открытым текстом сказал, что борьба за науку шла между чиновниками, что основная причина конфликта в действиях заскорузлых чиновников, которые не дали возможности прогрессивным силам в партии снять Лысенко раньше, сразу после войны. Но отсюда следует, что если и были какие либо проявления «монополизма Лысенко», то вина за это полностью ложится на тех заскорузлых чиновниках, о которых говорил Д. Т. Шепилов. Почему же мы в злодеях числим лишь одних ученых.
Здесь важно подчеркнуть еще один имевший ключевое значение момент. Разговоры о том же «Лысенко № 2» шли в научных кругах на неформальном уровне обсуждения, обрастая всевозможными слухами и разного рода домыслами. Но на западе их воспринимали как серьезные и объективные свидетельства, раз они попали на страницы респектабельной книги, изданной в США и переведенной у нас (Грэхэм, 1991). В этом качестве эти частные разговоры, опиравшиеся более на молву, чем на реальные факты, начали новую жизнь как элемент антисоветской пропаганды.