Какое тщеславие заставило его согласиться, все думаю я?
То самое, мне кажется, которое двигало им все время, заставляя его считать, что он настолько лучше меня, что может меня использовать, может разрушить мою жизнь и получить от этого выгоду.
Он явился в мою квартиру на обед.
Когда он пришел, на моей плите закипала громадная кастрюля. Густой, острый, мясной аромат наполнял воздух. Радиостанция передавала классическую музыку, какую-то оперу, обманутая женщина что-то там щебетала. Я налила ему бокал вина красного, как кровь.
Хотя появившись, он держался с осторожностью, ожидая враждебности, под влиянием вина, общей атмосферы и моей слегка лихорадочной сексуальности, он вскоре расслабился. Груди мои были гораздо больше, чем когда он видел меня в суде, и я, чтобы подчеркнуть их, одела платье с низким вырезом. Он нашел, что легче смотреть на них, чем мне в лицо. Ребенка нигде не было видно и не слышно, но он так и не спросил.
"Обед готов", сказала я и усадила его за стол. Я склонилась над ним, давая ему хороший вид, и положила рагу в его тарелку.
"Что это?", спросил он, скосившись вниз на маленькие косточки и кусочки мяса странной формы, плавающие в густом красном соусе с крошечными кусочками лука, картошки и моркови.
"Мой собственный рецепт", ответила я ему. "Попробуйте!", и прежде чем уйти, коснулась грудью его спины. "Скажите, как это вам?"
Он откусил кусочек, тщательно прожевал, проглотил и кивнул: "Хорошо."
"Рада, что вам понравилось." Я прислонилась к стене и пристально следила за ним.
На половине кусочку он сделал паузу и бросил на меня озадаченный взгляд. "А вы не едите?"
"О, сейчас. Только допью вино."
"Ну, вам надо поторопиться, пока я не доел все!" Когда он улыбнулся, я заметила кусочек мяса, застрявший меж передних зубов. Мне чуть не стало плохо.
"Что-то не так?" Он сделал попытку встать из-за стола. "Ничего. Я забыла хлеб." Я заторопилась к духовке, достала булочки, которые согревала, сложила из в корзину и принесла на стол. К этому моменту я снова была способна улыбаться.
"Садитесь, а то вы заставляете меня нервничать, вертясь вокруг, словно прислуга."
"А разве для вас я не прислуга?"
Должно быть, что-то из моего истинного чувства прорвало его самовлюбленность. Он осторожно произнес: "Нет, совсем нет."
"Я ведь услужила вам, только, конечно, мне за это никогда не заплатят", уточнила я.
При упоминании о плате его глаза метнулись по комнате. Я сообразила, что он, наверное, считает, что место прослушивается, что я заманила его в ловушку, чтобы он обвинил себя собственными устами.
