И вдруг, в какой-то момент, ситуация приобрела новую переменную. Вдалеке раздалось еле слышное поскрипывание, оно то приближалось, становясь чаще, то удалялось, затихая где-то вдали, а потом снова приближаясь, словно издеваясь, будто показывая всю иронию моего положения. Ведь все, что мне оставалось, это слушать. Видеть я не мог, передвигаться тоже, только слушать, и это было невыносимо. Постепенно человеческий фактор взял свое, и в мыслях стало вырисовываться некое бесформенное чудовище, призрак, бродящий во мраке и только и ждущий возможности, что бы утянуть к себе очередную жертву. Но вдруг все стихло, и сколько бы я ни вслушивался, ничего услышать так и не смог. А потом, вдруг, в единое мгновение, еле уловимое поскрипывание сменилось на громогласное шуршание, со скоростью молнии метнувшееся ко мне. Удар. Цепи звякнули, удержав мою тушку от полета и резко, по-садистски, рванули ее назад. Едва распластавшись на полу, сразу почувствовал, как нечто тяжелое упало сверху, придавив мне ноги и нижнюю часть туловища, а потом острые жала боли вспороли левый бок, заставив истошно зареветь. Дернувшись и попытавшись вырваться, был сразу же осажен торжествующе звякнувшими цепями, а ребра просто раскалывались от боли и осыпались раскаленными обломками прямо в нутро. По крайней мере, именно так все представлялось в данный момент. И так как раньше до этого меня никогда не ели, то и сравнивать было не с чем. А в том, что меня медленно, но верно пожирают заживо, я уже не сомневался, и сделал то единственное, что пришло в звенящую от боли голову. Дико извернувшись, раскрыл как можно шире рот, и, почти воя от боли, впился в чужую плоть. В рот брызнуло кислым, обжегшим гортань и на мгновение сковавшим челюсти. Тварь, уже почти выгрызшая во мне дыру, дернулась, выказывая свое несогласие, и заработала пастью быстрее. Понимая, что скоро конец, что вот оно, окончание пресловутого эксперимента, я прямо таки слился с чужим телом, вгрызаясь все глубже и глубже, разламывая и сминая зубами кости, разрывая сухожилия и стараясь нанести как можно больший вред.
В какой-то момент чуть не оглох от звукового удара, грохнувшего по ушам и чуть не оглушившим меня. Тварь уже не пировала, а ревела так, что думал - уши просто отвалятся, отсохнут от неимоверных перегрузок, и отпадут. Ее немаленькая туша билась на мне словно в агонии, вминая в пол с силой локомотива, а я лишь и мог, что корчиться под ней и продолжать грызть и кусать, грызть и кусать. И я рвал, захлебываясь кислой жижей, крошил ей кости зубами и приходил во все большую и большую ярость. В какой-то момент, тварь соскочила в сторону, и мне удалось ухватить ее рукой. Пальцы тут же сжались, прорвав кожу и по фаланги уйдя в мякоть, по запястью побежало. Очередной рев, но уже менее громкий, сотряс разлившийся вокруг мрак и лишь еще больше распалил меня. Дернувшись и почувствовав, как впились в кожу кандалы, в отчаянном рывке, отдавшимся в боку нестерпимой болью, и буквально вытянувшись в струнку, я что есть силы потянул на себя тварь и, раскрыв как можно шире пасть, сомкнул челюсти с такой дурью, на какую только был способен.
