Приближаясь к концу своей жизни, преподобный не смягчал своего строгого образа жизни. Вкушал однажды в день, надевал на себя подрясник из толстого черного сукна, а от дождя и жары накидывал на плечи полумантию из толстой кожи, с отверстием для головы и рук. Поверх одежды опоясывался белым, чистым полотенцем и надевал свой медный материнский крест. Один богатый человек спросил его: «Зачем ты носишь такое рубище?» Старец отвечал: «Святой Иоасаф-царевич данную ему пустынником мантию счел выше и дороже царской багряницы».
Спал он сидя на полу, прислонившись спиной к стене и протянув ноги. Часто же укладывался на кирпичах и на поленьях, а в самое последнее время становился ниц и спал лицом к полу, поддерживая голову руками. Это помогало особому напряжению созерцательного настроения у подвижника. Он как будто уже отделялся от земли. Характерным был тогда и ответ подвижника одному офицеру, который спросил старца, не надо ли передать от него чего-либо курским его родственникам. Батюшка, указывая на лик Спасителя и Богоматери, ответил: «Вот мои родственники, а для живых родных я уже живой мертвец».
В то время отца Серафима чтила уже вся Россия, а современные ему подвижники смотрели на него, как на великого духовного наставника. Даже епископы писали ему и спрашивали у него совета. Особенно почитал его воронежский святитель Антоний, которого старец Серафим называл Великим архиереем Божиим. И действительно у архиепископа Антония был неистощимый запас милосердия к людям. Это он сказал и на деле подтвердил свою мысль: «Скорбь о ближних для души иногда полезнее собственной скорби».
Старческие немощи уже настолько ослабили отца Серафима, что он не мог каждый день ходить в свою Ближнюю пустыньку, чтобы там принимать посетителей. Но внешний вид старца был светлым и радостным. До самых последних дней своей жизни он сохранил ясный и пронзительный ум. Люди основательно образованные отзывались о батюшке, как о человеке одаренном чрезвычайно, они чувствовали в старце могучий дух и живое творческое начало. Лицо белое, приятное, глаза проницательные, светло-голубые и детский румянец на щеках под густыми седыми волосами — таков внешний облик нашего подвижника.
Наступали последние месяцы жизни старца, он стал готовиться к смерти. Часто видели его в сенях у дубового гроба, приготовленного для себя. Так размышлял он там о загробной жизни, и земной путь казался ему столь несовершенным, что он горько сокрушался и плакал. Прощаясь с людьми, старец говорил: «Мы не увидимся более с вами». Когда некоторые высказывали желание приехать в Саров Великим постом, старец отвечал: «Тогда двери мои затворятся. Вы меня не увидите».
