Его брат взорвал этот миф к черту.
Она была едва знакома с Харстгровом и знала о нем только по отчетам Мейсона и тому, что читала в таблоидах, и все это говорило ей, что Его Светлость был последним человеком, которого она когда-либо хотела. И все же, когда он опустошал ее рот, была ли она ошеломлена, выбита из колеи или напугана? Нет. Первое прикосновение его губ было горячим. Потом она растворилась в нем, ее голова кружилась, сердце колотилось. Мгновенно она отчаянно стала нуждаться в большем.
Затем он углубил поцелуй, превратив его во что-то похожее на клятву, ослепив ее чувством связи даже глубже, чем притяжение, которая она почувствовала при их первой встрече. Это не имело никакого смысла. Харстгров был мастером интрижек и дешевых романов. Как она может желать его? Фелиция не могла объяснить, но отказывать ему в ответе было бессмысленно. От одной мысли о поцелуе у нее сжало живот. Боль поселилась еще ниже и пульсировала именно там, где она этого не хотела.
Сжимая бедра, она позволила горячей воде скользить по себе. Соблазнение Харстгрова было медленным, контролируемым, но она чувствовала, как его голод кипел под тонкой сдержанностью. Сдерживание стоило ему больших затрат и ничего не делало, чтобы скрыть тот факт, что он был готов толкнуть ее к стене и сделать с ней то, что хочет. С ним она стала дрожащим желе за секунду, чужой для собственного тела, страстно желающей его запретного прикосновения. Она почти позволила ему все, что он хотел.
Почему Харстгров? Почему она не ответила с таким рвением знакомому, надежному Мейсону? Какой бы ни была причина, она должна выкинуть мужчину, или кем бы он ни был, из головы и сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых.
Фелиция терла кожу, пока не почувствовала ссадины, но она не могла стереть ощущение прикосновений Харстгрова на себе, вспоминая, как его ладонь поглощала ее грудь. Независимо от ошеломляющего удовольствия, он не мог прикоснуться к ней снова. Хотя ее отношения с Мейсоном толком не решены, она была ему всем обязана. Он был готов дать ей свое имя, жизнь, поддержку, терпение и семью, которую она жаждала. Через несколько часов она отплатила ему, почти поддавшись его брату-плейбою. Этот факт заставил содрогнуться от стыда.
В жизни Фелиции было только два человека, с которыми она могла обсуждать дилемму такого масштаба. Дейдра покоилась в земле, и последнее, что Мейсон хотел бы услышать, это то, что поцелуй его сводного брата разжег в ней пожар.
