_ ААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!
Граф, вскочив с постели, так шарахнулся головой о крышку гроба, что та отлетела аж к окну, от которого Дору еле успел отскочить.
— Замолчите вы! Оба! — закричал граф, позабыв об аристократической сдержанности.
— Papa, я тут один, — прошептал ошарашенный сын.
Граф отнял от лица руку, которой тер ушибленный лоб, и огляделся:
— Где Валентина? — спросил он с нескрываемым беспокойством в голосе.
— Ее нет, — печально ответствовал сын.
Граф глянул в окно — за окном царила кромешная тьма. Когда же он последний раз спал до полной темноты? Пару веков назад, когда был живым человеком и не встречал в тот день в порту Дубровника корабли с товарами. Впрочем, после бессонных пятнадцати суток немудрено спать, как только что убитый. Если, конечно, рядом никто не визжит.
— Ты чего орал? — спохватился граф.
— Тины нет, вот я и нервничаю…
— Мальчик мой, прошу тебя, нервничай потише. Женщинам свойственно опаздывать.
Александр Заполье вылез из гроба, поправил пояс халата и направился к выходу из склепа, но сын перехватил его за локоть и дрожащим голосом спросил:
— Papa, а вдруг она не приедет?
— Как это не приедет? — спросонья тяжело было понять ход сыновних мыслей.
— А что, если она вдруг поймет, что не настолько сильно любит меня, чтобы прожить вместе целую вечность? Ведь может такое быть, ведь может? Вы же куда лучше меня знаете женщин. Вы были женаты, а со мной это в первый раз. Вдруг она меня не любит?
— Конечно же, она приедет, мой мальчик, — сказал граф, пытаясь сдержать улыбку. Горькую. — Тебя невозможно не любить. Как и твои деньги. И если она иногда все же смотрится в зеркало, то должна понимать, что ей несказанно повезло…
"И мне тоже", — добавил Александр уже про себя, отвел в сторону руку сына и поставил ногу на лестницу, но Дору вновь уцепился за него, на сей раз схватившись за халат:
— Она будет держаться за тебя зубами, — процедил граф сквозь зубы, пытаясь освободиться.
— Papa… — тон обращения сразу не понравился графу, и он даже сощурился, будто вблизи не видел бледное вечно юное лицо старого уже сына. — Признайтесь, вы купили мою мать, как купили титул и замок ее предков, или она все же что-то к вам чувствовала?
Александр выпрямился. Рот его наполнился горькой слюной, напомнившей о нестерпимом вечернем голоде.
— Ты можешь только гадать, но никогда не можешь знать наверняка, что скрывается за улыбкой женщины, сколько бы искренней она тебе не казалась.
Повисла тишина. Неприятная. От нее веяло могильным холодом сильнее, чем от трех пустующих гробов.
