Венцлов почувствовал неловкость, когда на вывеске фирмы рядом со словами «Смолы и лаки» прочел фамилию «Клемм». У него было такое чувство, словно и он через мужа своей единственной сестры участвует в этом странном и непривычном словосочетании. Секретарь провел его в комнату, обставленную кожаной мебелью и предназначенную для посетителей и совещаний. Не успел Венцлов сообразить, кто этот старик — написанный маслом портрет висел над диваном,— как вошел Клемм и, сияя, заявил, что он просто ревнует: его жена Ленора ждет брата с непозволительным нетерпением. В штатском он выглядел лучше, чем когда-либо. Венцлова же раздражал его собственный костюм из дешевой материи, измявшийся в дороге. Костюм зятя, хотя Венцлов и не мог этого знать, был из английской шерсти — служащий фирмы раздобыл ее Клемму в Кёльне, на территории, оккупированной англичанами. И если Венцлов по пути сюда никак не мог представить себе фон Клемма в штатском, то отныне он уже не представлял его иначе.
Клемм хорошенько не знал, как ему вести себя с этим чопорным гостем, и наугад заговорил о портрете старика, на который Венцлов опять покосился.
— Это мой отец. Фирма ему обязана всем, чего она сейчас достигла. Мой дед был ремесленником. Отец был человеком широкого размаха, дельцом, но умел, что называется, обходиться с людьми.
Венцлов снова подавил ощущение неловкости. А Клемм уже давно позабыл о том, что сам он в первые минуты приезда испытал такую же неловкость. За прошедший год он так свыкся со своим новым положением,
что заявил теперь шурину чуть ли не с гордостью:
— Мой дед, когда был подмастерьем, прошел через всю Германию. Добрался до русской границы, до Литвы, сейчас это, кажется, входит в Польшу. Там он узнал, как можно перерабатывать соки березы, и свой опыт применил на родине. Открыл собственную мастерскую. Вещества, которые добываются из коры и корней, а также из еловых игл, он стал продавать дубильщикам и сапожникам. А потом кожевенные фабрики начали заказывать этот состав в огромных количествах. Благодаря моему отцу дело развернулось. Он сразу угадывал, чего не хватает, что необходимо добавить. Химики должны были находить для него нужные составы, а он находил нужных химиков.
Клемм помолчал, ожидая, что Венцлов сделает какое-нибудь замечание, ответит одной из тех обычных фраз, из которых, если внести в них известную последовательность, слагается то, что принято называть оживленной беседой. Но так как Венцлову решительно ничего не приходило в голову, а молчать с гостями не принято, то Клемм продолжал:
