Эрбенбек пощипал себе усики. Он подумал: «Вот, оказывается, куда ветер дует. Тоже хорошо. Сразу же будем на это и ориентироваться».
На границе их остановил не сенегалец, а худой белокурый француз. Эрбенбек переводил довольно бегло. Они промчались мимо нескольких деревень на правом берегу Рейна. В насыщенном дождем воздухе четкие силуэты холмов Таунуса, казалось, приблизились. Трехцветные французские флаги, торчавшие повсюду на крышах и башнях, представлялись Бекеру печатью, которую накладывает судебный исполнитель на конфискованное имущество. Ведь они с капитаном кровь проливали, а теперь жулики и трусы, которые хозяйничают у них в стране, впустили к нам жуликов из чужой страны. Однако он молчал, так как крепко запомнил приказ Клемма.
На левом берегу Рейна, в Майнце, трехцветные флаги развевались на здании, которое было раньше замком великого герцога. В этом городе Клемм ходил в школу. Он играл с товарищами на лугу перед этим мостом. Здесь он чуть не отхватил себе палец, срезая сережки с ивы. А в этом месте они и сейчас задели ветки каштанов, как тогда, когда он проезжал мимо них с отцом. На повороте шофер увидел патруль. Вот оно, это черное позорище!
Проехав полпути, они ссадили Эрбенбека перед его маленькой виллой в стиле рыцарских замков: с башенками и гипсовыми гномами. На нетерпеливые вопросы, которыми его забросала жена, Эрбенбек ответил:
— Вылитый отец. Кажется, настроен очень националистически.
А жена заметила:
— Тогда смотри не очень-то поддерживай эти твои Французские знакомства.
Эрбенбек тут же поспешил согласиться с ней и пояснил:
— Конечно, только деловые, да и Клемм едва ли будет возражать против выполнения заказа на лаки для фирмы «Армон».
Когда они въехали в Эльтвиль, Бекер с любопытством принялся рассматривать цветущие кусты и старые сонные деревенские дома. А Клемму казалось, как всем, кто возвращается домой, что не он узнает родные места, а они узнают его. И лодочная пристань, и островок — просто плавучие заросли кустарника, и распахнутые ворота в сад узнали его еще до того, как он сказал себе: «Итак, я дома». Ворота образовывали вершину острого угла, которым кончался неправильной формы сад. Выцветший герб не имел никакого отношения к семейству Клеммов. Некогда его повесил здесь давно забытый владелец. Купив усадьбу, Клеммы все тут переделали по-своему. Клемм принялся дергать колокольчик. Как и прежде, звон раздался только после того, как он подергал несколько раз.
