Тогда, после первой ночи с Носорогом, я полна решимости была уволиться. Потому что стыдно. Потому что думала, что все знают. И не представляла, как дальше работать смогу в таких условиях. А потом попала на прием к Носорогу, повалялась на его диване кожаном. Получила пинок под зад. Показательный такой. Разозлилась. И эта злость очистительная привела в чувство.
И сейчас то же самое.
Хорошо быть гордой, когда подушка безопасности есть. Или когда ты одна и только о себе, любимой, переживаешь. А у меня семья. Ленка моя, дура бедовая. Ипотека, где ни на день просрочки нежелательно допускать.
Как бы я с этим всем справлялась, если б уволилась? Даже думать не хочу. И не собираюсь. Потому что планирую воспользоваться ситуацией. Непонятно, почему безопасник предложил мне эту работу. Паша явно удивился, услышав вчера о моем карьерном росте. Но упускать свой шанс я не буду. Работа сложная, но и интересная. И опыт для меня хороший. И денег больше, что немаловажно. И спать ни с кем не надо. Я надеюсь.
На этом моменте я повернулась, чтоб откусить от позабытого бутерброда, и так и замерла.
Паша Носорог стоял в дверях кабинетика, привалившись плечом к косяку в нарочито ленивой, вызывающей позе дворовой шпаны девяностых, и смотрел на меня. И, похоже, давненько так смотрел.
— Добрый день!
Я постаралась быть максимально вежливой и отстраненной. Настроиться сразу же на деловые отношения. Я в любом случае иногда буду его видеть. Надо сразу дать понять, что я…
— Нравится здесь?
Да, и вам добрый день, Полина… Вежливость — наш конек…
— Да, конечно!
И улыбнуться. Нейтрально.
— Хорошо. Мне тоже нравится. Что ты здесь.
И, пока я переваривала это неожиданное признание, продолжил:
— Пойдем.
Куда???
— Ку… Куда?..
Господи, да что ж я заикаюсь-то так!
— Ко мне. В кабинет.
Носорог отвечал спокойно, даже с легким удивлением в глазах. Дескать, как это так? Чего непонятного? И без вопросительной интонации, само собой. Потому что какие могут быть вопросы?
Но у меня вопросов была масса! Вот только в горле пересохло. Поэтому и звук на выходе в писк маловразумительный превращался.
Да еще и не сразу. А с подтормозкой, как на старой кассете, что валялась у родителей в гараже.
— За… Кхм! Зачем?
Паша уставился на меня теперь прямо-таки с недоумением. А потом покачал головой и усмехнулся. Редкое зрелище. Я прямо даже залюбовалась. А потому и не сразу восприняла ответ. Возмутительный ответ.
— Ты знаешь.
А когда восприняла, наконец, то уже больше не до любований было. Совсем. Потому что злость, в последнее время моя постоянная спутница нашего с Пашей общения (о как! общение! новое название для секса! надо запомнить), дала о себе знать резким покраснением щек, ушей, и, похоже, даже шеи и груди, потому что Паша, наблюдавший за мной все с тем же нейтрально-равнодушным выражением на лице, оценил степень моего покраснения и опять усмехнулся.
