Мутные, серые слёзы застилали глаза. Свет жалил нещадно, выжигая каждую клеточку, каждый дюйм не защищённой одеждой кожи. Тыльные поверхности кистей рук стали ярко-розовыми. Мне довелось уже побывать в Доме Инквизиции, боль, которую я испытывал сейчас, была несравнима с теми муками, которые мне в своё время причинили в подобном месте. То, что я ощущал в данный момент, было всего лишь довольно болезненным напоминанием. Обжигающий и ослепляющий, предупреждающий намёк слегка приоткрывал завесу над уготованными страданиями, но не таил в себе реальную опасность смерти.
Со смертью, медленной, методично шаг за шагом продуманной, можно было столкнуться, оказавшись на жёстком металлическом столе в Исповедальне. К смерти приводили обычные вопросы и бесконечное терпение. Дома Инквизиции не затопляли кровавые реки, как описывалось в листовках протестующих против существующей власти. Никаких ржавых крючьев или бурых пятен запёкшейся крови на стенах. Дома считались святыми местами. Здесь было тихо, чисто и светло. Даже в Исповедальнях царила атмосфера спокойствия и смирения. Инквизиторы и исповедники никогда не унижали оскорбительными замечаниями и не повышали голоса, угрожая заключённым. Они предельно вежливо расспрашивали обо всём. Серебряные ножи, гвозди, молитвенные машины — всего лишь приспособления, с помощью которых они пытались добиться полной честности. Им нужна была только абсолютная правда. В этом и крылся подлинный ужас застенков Инквизиции.
В каждой паре немигающих серебряных глаз притаилась жуткая истина — вас видят насквозь. Инквизиция способна любого вывернуть наизнанку. Они изучат все особенности функционирования организма, обнаружат все слабые места вашего обнажённого дрожащего тела. Они вытащат наружу страхи, сомнения и постыдные воспоминания из тёмных глубин подсознания. Секреты личной жизни, полузабытые проступки, даже безобидное повседневное враньё — от них ничего не скроешь. Исповедники выдерут из вас сокровенные правду и ложь, словно гнилые зубы.
После чего, вполне вероятно, вы умрёте.
Некоторые признания даются с трудом.
— Это здесь. — Харпер остановился. — Камера предварительного заключения.
Капитан Харпер отпер дверь, и мы вошли в прохладный полумрак. Свет друммондовых ламп был приглушен. Кто-то распылил в комнате розовую воду. Повышенная влажность приносила облегчение, усмиряя боль ожогов, но цветочный аромат лишь частично скрадывал запахи мочи и крови, исходящие от трупа. Харпер потрясённо уставился на тело Роффкейла. Я вышел в коридор, предпочтя ненавистный свет ослепляющих ламп тошнотворному зрелищу кровавых останков с выпущенными наружу кишками.
